— И права не имели. Вы ведь сейчас в отпуске. Поэтому составим сейчас на вас представление в прокуратуру.
Когда взвесили кету, ее оказалось около полутора тонн, ущерб государству составил примерно И тысяч рублей.
— Видно, Дюков — передовой инспектор, — догадливо прокомментировал событие начальник «Рыбвода», — к сентябрю уже выработал все «беговые».
Эта реплика требует пояснения.
Инспектор бегает — ловит браконьера. Тот возмещает ущерб государству, скажем, в сумме ста рублей. Около тридцати процентов этой суммы в виде премии получает инспектор, но не более пяти месячных окладов в год. После выработки этих пяти окладов уже совсем не интересно бегать и подстерегать браконьера в предрассветном тумане. «Беговые» получены. И он ходит спокойно, прогулочным шагом. Или, как Дюков, сам подается в браконьеры. Может быть, поэтому «Рыбводу» дали лукавое прозвище «Рыбкина контора»?
Сначала он и в самом деле чуть было не поймался. То есть в акте райинспектора было прямо сказано: «В зоне распространения навозной жижи наблюдалось значительное количество лососевых — симы и горбуши, которые в беспорядке метались в воде, плыли кверху брюхом, выкидывались на берег. По обоим берегам реки обнаружено 232 погибшие особи. На момент проверки пятно жижи протяженностью около 2 километров двигалось к устью».
Откуда же в нерестовой реке взялась эта агрессивная примесь?
Опять же, не затемняя дела, инспектор Янов определил, что совхоз содержит поблизости свиноферму и через специальную трубу расточительно смывает ценное органическое удобрение прямо в нерестовую реку. Правда, не круглый год. Инспектор зафиксировал в акте, что за несколько дней до несчастья «эта труба была перекрыта щитами и завалена грунтом с целью прекращения доступа навозной жижи на период захода и нереста лососей». Не правда ли, трогательное экологическое мероприятие? Правда, изучая акт, трудно определить, кто больше виноват — то ли хлипкие щиты, то ли сыпучий грунт. Во всяком случае, про вину руководства совхоза в акте ничего не сказано. Наоборот, инспектор с восторгом отмечает: «Под руководством директора Мазова сброс жижи примерно через час был ликвидирован». Такая расторопность, конечно, похвальна, но, пожалуй, похвальнее было бы вообще не допускать сброса.
Ну, а вскоре произошло новое лихо. И теперь инспектор Янов создал акт уже совместно с директором совхоза. Короткий, но впечатляющий: «В нижнем течении реки обнаружена массовая гибель рыбы-горбуши. При подсчете ее оказалось десять тысяч штук… Стоков навозной жижи не наблюдалось. Вода в реке визуально чистая. Причина гибели рыбы неизвестна».
Вот и получилось, что вода визуально чистая, а дело визуально темное. Значит, виновных вроде бы и нет. Поэтому инспектор воздержался от экстренных мер. Хотя имел право огреть директора совхоза солидным штрафом. Или даже передать на него дело в прокуратуру.
Тем бы оно, наверно, и кончилось, но крепко подкузьмила соавторов акта местная ветлаборатория, куда были направлены пробы воды, а также несколько усопших рыбин. С одной стороны, эксперты согласились, что «причина неизвестна», а с другой — ввернули фразу о том, что концентрация аммиака в воде в 80 раз превышает предельно допустимую. «Хоть бы понюхали воду-то, — внутренне застонал начальник «Рыбвода», получив акт. — Ведь от нее за версту удобрением несет! А откуда же ему взяться, как не с полей и ферм того же совхоза?»
В самом деле, кто же теперь поверит акту инспектора? Прокурор ведь спросит: почему сразу же не схватили за руку директора совхоза? И на чей счет отнесли убытки? А они немалые. Одна загубленная рыбина стоит 30 рублей, а тут погублено аж 10000!
Вот такая получается арифметика. Теперь утверждение начальника «Рыбвода» о том, что он умеет считать государственную копейку, представляется сомнительным. «Рыбкина контора» с резвостью барракуды ловила браконьеров-одиночек и стыдливо потупляла глаза, когда браконьерствовал целый совхоз.
Оно, впрочем, и понятно. Браконьер все равно заплатит денежки, деваться ему некуда, а заводить тяжбу с государственной организацией — хлопот не оберешься.
Спрашивается: кому выгоден такой «хозрасчет»? Правильно, только самой конторе, но уж никак не государству. Тем не менее «Рыбвод» почивает на лаврах, предвкушая, сколько браконьеров он выловит в следующий сезон…
ДЕЛАЙ ЛУЧШЕ НАС!
Представим себе, читатель, товарищей Иванова, Петрова и, наконец, Сидорова. Морально устойчивых. Политически грамотных. В коллективе пользующихся авторитетом. Представим еще, что решили они вознаградить себя заслуженным отдыхом в конце трудовой недели. И погрузились в поезд «Турист», отправляемый волею совета по туризму и экскурсиям на лоно природы.
Ну, и поехали они, скажем, в вагоне № 12.
Но вскоре, допустим, организм тов. Иванова затребовал граммов двести пятьдесят воды. И вот начинает он с повышенной скоростью передвигаться вдоль состава, поминая проводников недобрым словом. Отчего бы это? Да оттого просто, что в вагоне № 12 нет питьевой воды. И в вагоне № 11 — тоже. И в вагоне № 10. А в вагоне № 9 есть только портвейн № 72. Поскольку вагон этот называется вагоном-рестораном.
— Портвейн этого номера стоит у нас четвертной, — вежливо объясняют в ресторане. — Дороговато? Так ведь для нас обходится еще дороже — три года с конфискацией.
Тогда тов. Иванов устремляется, скажем, на кухню. Уж на кухне, чувствует, вода есть. И точно, есть. Правда, на кухню не так-то просто проникнуть по ряду причин. Например, лужи. А дым и чад такие, что воротит без противогаза. Наконец, посторонним вход запрещен.
Но, допустим, тов. Иванов проник. Ибо не совсем-то он посторонний. Все же он директор треста «Желдорресторан». И командует всеми вагонами-ресторанам и.
Ну, проник и, допустим, слегка остолбенел Скажите, отчего может остолбенеть директор желдорресторанов? Оттого, что вдруг обнаружил, в каких условиях трудятся повара, завпроизводством и кухонные рабочие? Или оттого, что, наоборот, не обнаружил в запасах пищеблока даже лука, не говоря уже о перце, горчице и прочих специях? Нет, просто оттого, что увидел, чем его могут накормить, приняв за рядового пассажира…
Но вот, слава богу, приехали на лоно природы. И тут в душе, напри: мер, упомянутого выше тов. Петрова что-то сдвинулось. Нет, ничего страшного — дело всего лишь в том, что ему на выбор предлагали сразу два мероприятия. Мероприятие № 1 было прямым следствием того, что в вагоне № 9 кончился портвейн № 72, и заключалось оно в поиске немаркированной жидкости местного розлива, проще говоря, самогона. Надо признать, трезвая душа тов. Петрова сразу отринула это мероприятие. И целиком раскрылась навстречу другому — коллективной пляске у костра.
И вот, покинув вагон, начинает тов. Петров прыгать и скакать у огромного искросыпительного костра. Ну, зачем, скажите, уважаемому человеку резвиться таким образом? А просто за компанию. И как же тут не скакать, когда вокруг сплоченно скачут человек триста? И сшибаются друг с другом на всем скаку — вот-вот кого-нибудь в костер невзначай столкнут. Тем более, что многие из них побывали уже на мероприятии № 1. В общем, похоже это на ритуальный танец дикарей, а отнюдь не на массовый хоровод, который имели в виду организаторы… Хотя и разносятся на всю округу диковатые выкрики руководящей кучки инструкторов: «Делай с нами! Делай, как мы! Делай лучше нас!»
Приходится делать. И лучше не объявлять, что ты, скажем, зам. председателя совета по туризму. Не услышат. А если услышат, спасибо не скажут. Поэтому тов. Петров и не объявлял.
Ну, а тов. Сидоров, также названный вначале, организмом крепок и душой неподатлив. Сидел он, допустим, уединившись в купе, и ни в какие мероприятия не встревал. Ну по какой, скажите, причине товарищ может заточить себя в купе? А, например, по той причине, что он является начальником вагонного депо. Он сам отправляет эти вагоны и понимает, что передвигаться по составу — занятие не из приятных. Он знает, что вагоны не ремонтированы с самого рождения, а не мыты, наверно, целый год, хотя полагается это делать перед каждым рейсом.