Актовый материал значительно богаче в интересующем нас плане, чем повествовательные памятники. Развернувшаяся в послевоенные годы его энергичная публикация уже составляет несколько томов[92]. Однако лишь около сотни документов из общего числа свыше 1000 номеров, известных для XII–XV вв., содержат определенные указания на развитие и состояние рыбного промысла. Дело в том, что древние акты в силу своего назначения являются содержательнейшим источником по истории феодального землевладения и редко касаются непосредственных вопросов ведения хозяйства и производства. Эти сведения из них приходится извлекать буквально по крупицам, по косвенным намекам. Специфика актового материала как документов, исходящих от представителей господствующего класса (или о пожалованиях феодалам, или о сделках между ними), делают его весьма тенденциозным. Например, большинство актов послемонгольского времени сохранились в фондах монастырей-вотчинников, пристрастность которых не требует особых доказательств. Лишь в северных коллекциях можно обнаружить документы, принадлежащие трудовому населению. Еще одна особенность данного источника имеет существенное значение. В работе с актами всегда трудно определить, насколько типичны и широко распространены были отраженные в них явления. Кроме того, актовый материал чрезвычайно неравномерно распределен как во времени, так и территориально[93]. От XII–XIII и почти до конца XIV в. до нас дошли лишь единичные документы. Для последующих периодов их количество увеличивается с каждым годом. Почти полностью отсутствуют документы из целого ряда русских земель: Тверской, Нижегородской, Рязанской, Галичской и др. Поэтому исследование древнерусского хозяйства опирается на несколько суженный круг источников. Тем не менее актовый материал является важным источником при изучении экономики и социальных отношений, что справедливо подчеркивалось в нашей литературе[94].
Внимательный и скрупулезный исследователь истории сельского хозяйства Г. Е. Кочин всё-таки сетует на скудость содержащихся в актах сведений о непосредственных трудовых процессах, о земледельческих системах и орудиях. В еще большей степени это же можно сказать о рыболовстве. В документах мы прежде всего находим довольно подробные перечни рыболовных угодий, бывших предметом особых забот как светских, так и духовных феодалов. Есть в них и данные по повинностям и оброкам, платившимся рыбой. Сопоставляя их вместе, удается наметить районы развитого рыбного промысла, установить тенденцию в видоизменениях феодальной ренты.
Немногочисленные памятники права и судебного делопроизводства (начиная с сер. XV в.) ценны тем, что они дополняют наши знания конкретными эпизодами из древнерусской хозяйственной практики.
На фоне актового материала выделяются богатством содержания писцовые книги. В сплошной переписи хозяйств целого княжества или большого города регистрировались массовые явления экономической жизни Руси. Эти книги составлялись в период становления Русского централизованного государства с целью повсеместного учета тягловых хозяйств, чтобы обеспечить казну регулярными поступлениями доходов. Самыми ранними среди них и наиболее полно сохранившимися являются Новгородские писцовые книги 1495–1505 гг.[95] Работа над ними началась после присоединения Новгорода к Москве и конфискации земельных владений новгородских феодалов. Великий князь Иван III сосредоточил в своих руках гигантский земельный фонд Великого Новгорода – экономическую базу власти боярской олигархии. Все эти земли надо было вновь переучесть и перераспределить между новыми землевладельцами, присланными Москвой, дворцовым ведомством, владыкой и прочими духовными властями. Причем писцы не только фиксировали новый порядок, но и отмечали в разряде «старого дохода» прошлые повинности крестьян. Поскольку главной задачей писцовых книг был учет всех подлежащих обложению хозяйств, то в них содержатся конкретные сведения об отдельных крестьянских дворах, о целых поселениях, о боярщинах как единых хозяйственных комплексах. Словом, в них включены данные по всем отраслям экономики. Однако когда объектом обложения являлось земледельческое хозяйство, то писцы были более внимательны к учету посевных площадей, и, наоборот, в промысловых хозяйствах в первую очередь отмечались рыболовные и охотничьи угодья. Поэтому в писцовых книгах второй половины XVI в. можно найти весьма существенные дополнения и исправления. Таким образом, Новгородские писцовые книги конца XV–XVI вв. служат основным источником при изучении деревни этого времени. В них мы находим многочисленные указания на рыболовные угодья, на повинности, взимавшиеся рыбой, а также сведения об орудиях лова. К сожалению, одновременные описания других земель и уездов Московской Руси сохранились лишь в кратких отрывках. Значение писцовых книг как исторического источника первостепенной важности вполне раскрыто в одной из работ Г. Е. Кочина[96].
92
Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.; Л., 1949; Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV–XVI вв. М.; Л., 1950; Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV – начала XVI вв. Т. I. М., 1952; Т. II. М., 1958; т. III. М., 1964; Акты феодального землевладения и хозяйства XIV–XVI вв. Ч. I. М., 1956; Ч. III. М., 1961. Издания более ранние: Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею. Т. I. 1334–1598 гг. СПб., 1841; Дополнения к актам историческим, собранным и изданным Археологическою комиссиею. Т. I. Пг., 1922; Т. II. Л., 1929 и др.
94
95
Новгородские писцовые книги, изданные Археологическою комиссиею. Т. I. СПб., 1859; Т. II, – СПб., 1862; т. III. СПб., 1868; т. IV. СПб., 1885; Т. V. СПб., 1905; т. VI. СПб., 1910;
96