— Нѣтъ. Мы нѣсколько поменьше чиномъ, — отвѣчалъ докторъ.
— А то ко мнѣ и генералы чай пить заходятъ. Судейскаго генерала Алексѣя Степаныча знаете? Съ шишкой такой онъ вотъ на этомъ самомъ мѣстѣ. Такъ вотъ онъ… Очень прекрасный и веселый мужчина — надо чести приписать. Потомъ еще одинъ генералъ — Кирила Афанасьичъ. Ужъ изъ какихъ онъ генераловъ — не умѣю вамъ сказать, а только генералъ.
— Кирила Афанасьичъ? Кирила Афанасьичъ по страховкѣ онъ, — пояснилъ мужикъ. — Я знаю. Вотъ коли ежели что гдѣ сгоритъ, такъ онъ деньги выплачиваетъ. На Гороховой они въ Питерѣ существуютъ. Я къ нимъ щенка возилъ.
— Такъ вотъ эти господа сколько разъ у меня бывали, — поддакнула Василиса Андреевна, заваривая чай. — Хорошіе господа… хи-хи-хи… — засмѣялась она, и прибавила:- Сколько разъ здѣсь у меня и отдыхали. Прикрою я ихъ кисейкой отъ мухъ — они и спятъ.
— А ужъ пуще всего ее, вашескоблагородіе, купцы обожаютъ за ея нравъ веселый, — замѣтилъ мужикъ.
— Что ты, что ты! Да господа-то больше. На купцовъ-то я не больно-то и вниманія обращаю Что такое купецъ? Придетъ пьяный и начнетъ безобразить. А я люблю, чтобы на деликатной ногѣ. Я, господа, четыре года въ Питерѣ въ кухаркахъ у одного генерала выжила, пока въ дѣвушкахъ была. Я какой угодно соусъ, какое угодно жаркое и сладкое — все могу. Вотъ судейскій-то генералъ нынче наѣзжалъ, такъ я ему раковый супъ готовила.
— Все можетъ — это вѣрно, — махнулъ рукой мужикъ. — Ее въ одно ухо вдѣнь, въ другое вынь. Баба походная.
— Да и по сейчасъ бы, можетъ статься, у того генерала въ кухаркахъ существовала, потому жалованья двѣнадцать рублей на всемъ готовомъ и отъ покупокъ рублей шесть наживала, а пріѣхала я сюда къ себѣ въ деревню на побывку, съ родственниками повидаться, а меня кузнецъ, покойный мужъ, и сталъ сватать. Вдовый онъ былъ, при всемъ хозяйствѣ. Ну, я подумала и вышла за него замужъ. Вотъ кузница послѣ него осталась, лошадей куемъ. Домъ тоже… Съ какой стати теперь въ люди идти? А что ежели къ деликатному обращенію я привыкши, такъ меня здѣсь господа посѣщаютъ — вотъ мнѣ и не скучно. Семъ-ка я вамъ, гости дорогіе, медку и вареньица къ чаю выставлю. У меня для хорошихъ гостей и свѣжій медъ и варенье есть. Варенье сама варила, — сказала Василиса Андреевна и отправилась за медомъ и вареньемъ.
— Господская кухарка, одно слово, первый сортъ! — подмигнулъ ей вслѣдъ мужикъ и крикнулъ:- Ты, Василиса Андреевна, яицъ-то господамъ неси на закуску. Они выпьютъ водочки и меня съ тобой попотчуютъ.
Вскорѣ явилось варенье, медъ, яйца. Докторъ сталъ отвинчивать стаканчикъ отъ фляжки. Мужикъ заранѣе облизывался.
— Нате-ка, хозяюшка, выпейте.
— Да вѣдь я мужскаго-то почитай совсѣмъ не потребляю. Развѣ что рюмку… Вотъ ежели пивца ваша милость будетъ, то пошлите парочку. Вотъ онъ сбѣгаетъ въ питейный и принесетъ, — кивнула Василиса Андреевна на мужика, однако взяла стаканчикъ съ водкой, выпила и закашлялась.
— Пивца желаете? Можно, можно… — заговорилъ охотникъ, одѣтый тирольскимъ стрѣлкомъ, и полѣзъ въ карманъ за деньгами.
— Да ужъ что пару-то приносить! — вскричалъ мужикъ. — Парой пива и мараться не стоитъ. Господа хорошіе. Они и за полдюжиной пошлютъ. Прикажете полдюжины, ваша милость?
— Ну, тащи полдюжины.
Охотники выпили передъ чаемъ и закусывали вареными яйцами. Василиса Андреевна сидѣла противъ нихъ и разсказывала:
— Я въ Петербургѣ-то и въ театрахъ бывала. Всякія представленія видѣла. Хорошо таково въ Александринскомъ театрѣ представляютъ. Лучше чѣмъ на балаганахъ. Я и Пассажъ знаю. Очень чудесно въ немъ проминажъ дѣлать, когда газъ горитъ.
— Здѣсь-то, поди, скучаете, хозяюшка, послѣ Петербурга? — спросилъ докторъ, чтобы что-нибудь спросить.
— Я отъ мужицкаго обращенія скучаю, будемъ такъ говорить, — отвѣчала Василиса Андреевна. — Но такъ какъ меня господа посѣщаютъ, то я при ихъ политичныхъ разговорахъ и отвожу душу. Кушайте, гости дорогіе, чай-то, — кланялась она. — А что вотъ онъ давеча про купцовъ… Мужикъ этотъ самый… То купцовъ я терпѣть не могу. Купецъ придетъ — и сейчасъ ему пѣсни пой, сейчасъ ему потрафляй по его нраву. А главное это то, что онъ надъ тобой же куражится. Ты ему потрафляешь, а онъ надъ тобой куражится. А чего тутъ? Я сама себѣ госпожа. Вотъ послѣ мужа домъ поправила, горницу на городской манеръ сдѣлала.
Прибѣжалъ мужикъ съ пивомъ. Василиса Андреевна, не пившая чаю, присосѣдилась къ пиву и въ четверть часа, стаканъ за стаканомъ, осушила двѣ бутылки. Одну бутылку мужикъ взялъ себѣ и, сидя въ почтительномъ отдаленіи на стулѣ около двери, пилъ изъ глиняной кружки. Охотники, напившись чаю, поднялись съ мѣстъ и стали уходить. Докторъ полѣзъ за кошелькомъ, чтобы разсчитаться за угощеніе.
— Только-то и будетъ? — удивленно спрашивала, вся раскраснѣвшаяся отъ пива и водки Василиса Андреевна. — а я думала, вы еще погостите. Что-жъ вы такъ скоро-то? Я бы вамъ раковъ у ребятишекъ на деревнѣ раздобыла и сварила бы…
— Нѣтъ, ужъ пора. Мы давно по болоту мотаемся, — отвѣчалъ охотникъ, одѣтый тирольскимъ стрѣлкомъ. — Пойдемъ въ Зеленово въ охотничью избу, оставимъ собакъ да и домой.
— Ну, напредки милости просимъ. У меня и переночевать можно, колъ до темноты засидитесь. Господа ночуютъ. Сосѣди про меня говорятъ тутъ: «вотъ-де вдова и гостей мужчинскаго полу у себя оставляетъ», а мнѣ наплевать. На чужой ротокъ не накинешь платокъ. А я знаю, что я честная вдова и себя соблюдаю. Хи-хи-хи… Вѣдь ежели они это говорятъ, то говорятъ по зависти, что вотъ у меня господа бываютъ. Ну, прощайте… Благодаримъ покорно, — закончила Василиса Андреевна, принимая двѣ рублевыя бумажки за чай и яйца, и отправилась за ворота провожать охотниковъ.
— Ну, вотъ… Теперь мы видѣли и здѣшнюю чаровницу съ черными зубами, — сказалъ докторъ, когда отошелъ отъ избы.
Охотникъ, одѣтый тирольскимъ стрѣлкомъ, только улыбнулся.
Охотяники приближались къ охотничьей избѣ.
Они были не безъ добычи. Докторъ несъ дикую утку, держа ее за горло и помахивая ею.
— Возьмите утку-то себѣ, право возьмите, — говорилъ онъ охотнику, одѣтому тирольскимъ стрѣлкомъ.
— Нѣтъ, нѣтъ… Мы ее раздѣлимъ пополамъ, — отвѣчалъ тотъ. — Выстрѣла было два, стрѣляли мы оба, видно даже, что оба заряда попали въ нее, стало-быть добыча пополамъ.
— Да какъ тутъ утку дѣлить! Возьмите ее всю. Вы человѣкъ женатый, снесете ее женѣ. А мнѣ куда съ уткой? Я человѣкъ холостой и даже не каждый день столуюсь дома. Мнѣ и похвастаться-то добычей не передъ кѣмъ.
— Передъ кухаркой похвастаетесь.
— Это половиной-то утки? Да кухарка въ заходъ захохочетъ. Берите, берите.
— Право мнѣ совѣстно.
— Берите, говорю вамъ.
Охотникъ, одѣтый тирольскимъ стрѣлкомъ, пожалъ плечами и сказалъ:
— Ну, спасибо, коли такъ. Только мнѣ, право, совѣстно.
— Что за совѣсть! Конечно, одной утки мало на жаркое — ну, прикупите другую. Навѣрное ужъ у егеря есть на ледникѣ.
— Знаете, я этого никогда не дѣлаю, чтобы покупать дичь на охотѣ и потомъ выдавать ее за свою добычу.
— Да вѣдь мало одной-то утки. У васъ велика-ли семья?
— Самъ-шесть за столъ садимся.
— Ну, вотъ видите. Что тутъ ѣсть!
— Цыплятъ кухарка прикупитъ. Кто цыпленка возьметъ, кто утки…
Охотникъ, одѣтый тирольскимъ стрѣлкомъ, взялъ утку и привѣсилъ ее къ своему яхташу. Видна уже была охотничья изба. На бревнахъ около охотничьей избы сидѣли пять-шесть бабъ и дѣвокъ и тонкими голосами пѣли пѣсню. Противъ бабъ и дѣвокъ стоялъ рыжебородый человѣкъ безъ шапки въ охотничьихъ сапогахъ, съ бутылкой пива въ одной рукѣ и стаканомъ въ другой и покачивался на ногахъ.
— Кто это такой? Что это за пѣніе? — спросилъ докторъ.
— Да купецъ куролеситъ, — отвѣчалъ охотникъ, одѣтый тирольскимъ стрѣлкомъ. — Пріѣхалъ еще третьяго дня на охоту, запьянствовалъ, ни въ лѣсъ, ни на болото не идетъ, шляется по деревнѣ, поитъ мужиковъ и бабъ. Егерь разсказываетъ, сегодня съ ранняго утра началъ… Перестрѣлялъ на деревнѣ нѣсколько куръ… И вотъ до сихъ поръ…