Девочка Рита отняла у Хосе мобильный телефон, бережно разжав один за другим его пальцы, и осторожно приложила к уху. Хосе включает рождественский рингтон, и Рита слушает, боясь шевельнуться и приоткрыв от изумления рот. Роса целует ее в макушку, в нежные льняные волосы.
Через час Нина уже почти не замечает безобразной губы, и девочка не кажется некрасивой. Обычная губа. Девочка как девочка. Привыкаешь, и ничего в принципе нет ужасного. Потом губу зашьют, и следа не останется.
Окна кабинета густо синеют, словно на улице включили кварцевые лампы, хотя часы показывают всего четыре. «Погода меняется», – думает Нина, откидываясь к стене.
Равномерное журчание голосов усыпляет. Почему-то ей никак не удается вспомнить, как зовут свирепую чиновницу из департамента. Она даже не уверена, что Ксения как-то ее называла. Нина дремлет с открытыми глазами. За несколько секунд ей успевает присниться целый сон про Аду и безымянную даму из департамента. Во сне они превращаются одна в другую, сливаются, как две наложенные друг на друга переводные картинки, становятся кем-то третьим, и этот третий с топотом уносится от Нины куда-то по пустынному коридору дома ребенка.
Разбудила Нину нянечка, которая пришла забирать Риту.
– Ритуся, – ласково лепечет крошечная тетенька, протягивая руки, – пора обратно в группу, кушать и спать.
В дверях Рита обернулась и посмотрела на испанцев равнодушно и сонно, как смотрят в окно на падающий снег.
Когда Нина застегнула пальто и уже собиралась выходить, позвонила Ксения.
– Слушай, тут дело срочное… У тебя в мобильнике есть фотоаппарат?
– Есть, – ответила Нина.
– Отлично. Тогда найди Аду. Она тебя кое-куда проводит, и ты сфотографируешь еще одну девочку… У этой кривая спина. Позвоночник больной. Родители просят прислать фотку, чтобы в Испании показать врачам. Представляешь, совсем я про это забыла! У тебя три минуты займет, а если я пойду, Ада прицепится с разговорами…
– Подожди, – занервничала Нина. – Ты с ней-то договорилась? А то они все на меня так смотрят…
– Договорилась. Иди и ничего не бойся.
Из кабинета навстречу Нине выплыла сама Ада Митрофановна.
– Нина? Так. Вот Верочка, медсестра. Она вас проводит.
Нина оставила испанцев внизу, сняла пальто и вслед за медсестрой Верой зашагала по коридору вглубь здания.
Они вошли в небольшую комнату. Это было специальное отделение, куда собирали детей-инвалидов. Кроватки тесно сдвинуты одна к другой. Голые матрасы покрыты клеенкой.
Перед ними в кроватке стоял мальчик с обрубком вместо правой руки.
– Родители – наркоманы, – объяснила Вера.
Мальчик улыбался Нине, показывая два новеньких белых зуба на розовых деснах, и тянул здоровую руку.
Зато девочка в соседней кроватке не улыбалась и даже не смотрела на Нину: она неподвижно лежала на спине, к ее крохотному тельцу лепилась большущая, как арбуз, голова. Измученное лицо казалось пугающе взрослым.
– Что с ней? – спросила Нина.
– Макроцефалия, – ответила Вера. – Из хорошей семьи, между прочим. Родители здоровые, не пьют…
– Как же она будет жить дальше, с такой головой?
– Трудно сказать… Да и разве это жизнь? Одно мучение. Судороги, боли, бесконечные обезболивающие уколы, она без них не может.
Нина уже сфотографировала Ксенину девочку, которая по сравнению с остальными казалась совершенно здоровой, Вера куда-то вышла, и она растерянно стояла посреди комнаты. Со всех сторон на нее смотрели больные дети – с клешнями вместо рук, с целыми гроздьями пальцев, с деформированными головами, с безобразными наростами по всему телу. Но через минуту Нина этого уже не замечала, она видела только глаза – любопытные, озорные, погасшие, печальные, страдальческие, слепые, с бельмами, напоминающими озера, подернутые ранним льдом. От острого запаха мочи и лекарств Нину тошнило. Она вспомнила, как где-то случайно увидела статью про интернат для детей-инвалидов. Этими детьми никто не занимался, тяжелобольные лежали без обследования. Умирали от истощения. Нина запомнила фотографии. Серое кирпичное здание, пустое поле, железные кресты: кладбище. Имена детей на табличках не сохранились, их уничтожили дождь и снег. Рядом – ямы, заросшие сурепкой и хвощем, – будущие могилы.
Вскоре пришла Вера, и Нина вернулась к испанцам. Те, уже одетые топтались в вестибюле. Нина накинула пальто и вышла на улицу.
Теплая вонь, к которой она уже успела привыкнуть, осталась позади, Нина глубоко вдохнула сладковатый сырой воздух.
– Как дела? – спрашивает Ксения, смахивая с капота снег.