— Это значит, что не все, у кого мало циферок — плохие, а у кого много — хорошие. Бесси, ау, на меня смотри, ладно? Я сделала плохое дело и получила надбавку. А еще я себе глаз… так, ладно. В общем, ты хорошая, Бесси, и пореже смотри на циферки. А вот и кэб, — с облегчением заметила Марш.
Она была недовольна импровизированной речью, а у Бесси было совершенно ошеломленное лицо, но думать об этом стало некогда, да и педагог в Марш быстро выдохся.
— Я думал, нас остановят, — признался Освальд, открывая перед ними дверцу. — Мы же прямо через толпу шли, там мужчины были… некоторые такие… ну… — он неопределенно взмахнул руками.
— Да? — равнодушно сказала Марш, помогая Бесси перелезть через перила. — А я не думала.
…
Рихард Леопольда не узнал. Даже подумал, что он переехал к старшему брату в Нижний Остхайм, а потом вспомнил, что Леопольд больше мог выезжать из Младшего Эддаберга. Впрочем, сейчас это не имело никакого значения.
Справа нехорошо кололо, а еще казалось, что сердце вдруг распухло, заполнило всю грудную клетку и давит на легкие, не давая сделать вдох.
Но это было неважно.
Леопольд не удивился его звонку. Он выслушал его очень внимательно, с взбесившей Рихарда профессиональной снисходительной сосредоточенностью. Будто он бредит. Будто он впавший в истерику пациент.
— Почему Марш напала на девочку? — спокойно спросил Леопольд.
— Какая разница?!
— Рихард, вы задаете странные вопросы, — мягко укорил он. — Это главный вопрос, от которого мы и будем работать.
— У нас сбежал пациент, — процедил он. — Он ее друг, мог внушить странные мысли…
— Сбежал? Рихард, вы мне лжете. Когда это из «Сада» начали сбегать пациенты?
«Да вы оба друг друга стоите, — с ненавистью подумал Рихард. — Нет чтобы позвонить своей бешеной дуре…»
— Вы же знаете какие проблемы у этой женщины! Откуда я знаю, что ей взбрело… позвоните! Приезжайте на платформу! Она сейчас человека убьет, ребенка, как вы…
— Марш никого не убьет, — твердо сказал Леопольд. — Я прекрасно знаю, какие у нее проблемы. Она может убить только себя. Но судя по акции с девочкой — делать этого она не собирается. Рихард, как вы себя чувствуете? Мне не нравится ваша испарина…
— Позвоните ей, — процедил Рихард. — Я вызову вам аэрокэб, приезжайте на платформу… Девочка не виновата, что вы остались упертым бараном и верите в эту…
— Рихард, — тихо сказал он. — Я не могу никуда приехать. Я не могу встать с постели, и это не имеет смысла. Марш не принимает вызовы, я звонил ей трижды, пока мы говорим. И не читает сообщения. Почему бы вам ей не позвонить?
— Мне?!
— Похоже, что она хочет привлечь внимание, и скорее всего ваше… — мягко начал Леопольд.
Своим этим добрым докторским голосом.
Рихард только скрипнул зубами. Он не мог сказать, что Марш уже убила человека. Не мог сказать, зачем она волочет Бесси на платформу. Но Леопольд был прав, чтоб его, унизительно прав — чтобы оценить ситуацию, ему нужно знать все. Иначе он не поверит.
— Позвоните еще, — упавшим голосом сказал он.
— Рихард? Рихард, вы в аэрокэбе, верно? — торопливо начал Леопольд, заметив, что он потянулся сбросить вызов. — Там аптечка, в пятом отсеке под сидением, у вас рейтинга хватит открыть. Но обратитесь к врачу как можно…
Рихард нажал отбой и устало вздохнул. Все-то они знали, эти мудрые доктора.
Только верили во всякую чушь.
…
Марш непривычно, невыносимо хотелось жить. Ей казалось, люди в аэробусе смотрят на нее голодными, насмешливыми глазами Рихарда Гершелла. Она жадно хватала ртом теплый воздух, под рукавом было горячо и мокро — кажется, манжета расцарапала ей руку — а Марш никак не могла успокоиться.
«Не хочу, — беспомощно думала она. — Не хочу так… чтобы Гершелл меня убил… ну пожалуйста, пусть как угодно, по-другому, а лучше — вообще никак, мне еще надо Леопольду купить лекарства…»
Хватит ли ей рейтинга, чтобы пережить эфир? Должно хватить. Репорты были рассчитаны на то, чтобы быстро и наверняка обезвреживать тех, кто взялся махать ножом и угрожать детям. Рейтинг на браслете был непривычно высоким, тошнотворно высоким — втрое больше, чем она получила за эфир. Но хватит ли этого?
«Пожалуйста…»
Она не знала, кого просит о помощи. Марш даже не до конца понимала, что означала Рихардова исповедальня. Скорее она просила Аби.
Аби, который никогда ей не помогал. Вот бы на его место кого-нибудь поумнее.
Освальда она заставила выпить порцию эйфоринов, и теперь он дремал справа, стиснув горячими мокрыми пальцами ее ладонь. Бесси подняла подлокотник, бесцеремонно обняла ее, уткнувшись носом в узел шарфа, а у Марш не было сил выпутаться из этих утешающих прикосновений.
Она оглядела салон — словно искала, у кого же попросить помощи. Встретилась взглядом с женщиной, которая сидела напротив — зеленоглазой блондинкой в старомодном черном велюре.
— Иди к нам, лапушка, — подмигнула женщина, похлопав по пустому сидению между ней и черноволосым мужчиной в зеленом шейном платке. — А то они тебя задушат.
— Помолчи, — поморщился бледный беловолосый парень у окна. — Мы еще не приехали. Мы же договаривались.
— Да ты посмотри, как они на ней виснут! Мою бедняжку удави-и-или, — хихикнула блондинка.
— Вы, мисс, правда не чувствуете меры, — холодно отметил брюнет. Повернулся к Марш, и ей показалось, что он смотрит на нее с жалостью.
Еще не хватало.
— Репорт, — оскалилась она. — За травмирующее вторжение в личное пространство.
— Злая! — обрадовалась блондинка. — Она злая!
— Да заткнешься ты или нет?! — парень у окна даже не обернулся, только страдальчески закатил глаза.
«Фрики какие-то, — раздраженно подумала Марш. — Весь мир с ума сошел».
— Репорт за несоответствие личным эстетическим установкам и неуместное акцентирование на деталях, вызывающих травмирующую ностальгию, — мстительно добавила она, глядя на завязанный бантом высокий ворот блондинки.
Лицо у нее стало такое, будто Марш ей за ворот плюнула. Ее сосед одобрительно ухмыльнулся, но для него Марш репорта не придумала — он к ней не обращался и одет был прилично.
Глупый разговор разбудил привычную злость, и Марш была ей рада, как никогда раньше. Истерика отступила, упадническая тоска растворилась, и наконец-то вернулась ясность рассудка. Марш бы предпочла благодарить манжету, а не странных соседей. Но аэробус наполнился протяжным гулом и начал тормозить. Она пихнула Освальда локтем в бок, отцепила от себя Бесси и с неудовольствием заметила, что дышать действительно стало легче.
…
… Как это рейтинг ничего не значит? А что тогда значит?
Бесси никогда не могла ответить себе, почему это она плохая. Знала и все. Знала, что у нее есть нос, две руки и что ей нравится шоколад. А Марш будто сказала, что нет у нее никакого носа, и шоколада никогда не существовало.
Бесси было трудно смотреть по сторонам. Она пыталась отвлечься, рассматривая людей, но на этот раз ей некстати, совсем-совсем некстати удалось сосредоточиться на одной мысли, а все посторонние звуки и образы только раздражали.
В конце концов она уткнулась носом Марш в кардиган — он был мягкий и приятно пах дымом — и закрыла глаза. Думала, Марш ее прогонит, но она почему-то не стала, и это было славно, иначе пришлось бы всю дорогу просидеть зажмурившись.
Бесси даже не нашла сил сказать странной женщине с соседнего сидения, что Марш вовсе не злая. Надо было, конечно, Марш ругаться пришлось — ну и пусть, она как поругается сразу веселее становится, а то была совсем несчастная.
Нехорошо, конечно, что она жаловалась, но Бесси уже не могла понять, что хорошо, а что не очень. И когда Марш потянула ее к выходу, Бесси поняла, что все лица, все сидения и окна сливаются в размазанные цветные полоски и не имеют никакого смысла.
А что имеет? Бесси все-таки была не совсем глупая, она понимала, что Марш хоть и не поступала плохо, когда ей угрожала, но другие-то этого не знали. И конечно она не хотела, чтобы Марш оштрафовали!