Она поднялась на кровать и склонилась над юношей, который весь дрожал от счастья и желания.
— Моя императрица… Я не смею поверить…
— С этой минуты ты мой повелитель и государь, — прошептала она, приближаясь лицом к его лицу и касаясь кончиками грудей его бурно дышавшей груди. — И не только государь, но и мой муж…
Чувствуя, что совершает святотатство, Гинго обхватил руками её стан и привлёк к себе, а когда она обвила бёдрами его ноги, застонал от восторга.
— Муж? Я не смею… — Мысли Гинго смешались и куда-то унеслись, а воля и рассудок сгорели в огне испепеляющего желания. — Неужели ты… моя?
Астиальда обхватила губами его рот и в знойном призыве облизнула его губы языком.
— Твоя, Гинго, твоя навсегда… Но скажи мне, ты ведь проглотил камень?
— Камень? — переспросил Гинго, которому было сейчас не до камня. — Да… Но это случилось, когда я ещё был собакой…
— Значит, он до сих пор в твоём желудке, — Астиальда с улыбкой прильнула к нему. — Но там ему совсем не место…
— Ты мне поможешь вынуть его? — спросил Гинго, покрывая её лицо жаркими поцелуями.
— Конечно… Я сейчас устрою так, что он сам выйдет оттуда… — Она провела рукой по волосам юноши. — Ну вот, теперь тебе осталось только захотеть, чтобы он вышел…
Гинго кивнул.
— Да, я хочу, — сказал он и в следующее мгновение сделал глотательное движение, почувствовав, как откуда-то из желудка ему в горло вошло что-то твёрдое.
К его немалому удивлению, у него во рту оказался гладкий предмет размером с фасоль. Он разжал зубы и на кончике языка вынес его наружу. Астиальда едва не вскрикнула, увидев камень. Но тотчас постаралась скрыть охватившее её волнение.
— Отдай его мне, — проговорила она хрипло, ласкаясь и устремляя язык навстречу камню. — Переложи со своего язычка на мой… Ну же, мой милый…
Гинго с раскрытым ртом промычал что-то невнятное, но по блаженному выражению его лица нетрудно было понять, что он с радостью выполнит любую её просьбу. Астиальда с жадностью приникла к его рту, и Гинго языком перекинул камень из своего рта в её.
Зубы Астиальды, получив добычу, мгновенно сомкнулись, и она отпрянула от юноши.
— Ты отдал мне его добровольно, а значит, он мой! — воскликнула она, соскочив с кровати.
Камень уже был у неё в руке. Она подняла его на свет рубинов.
— Да, это он… Я чувствую, как меня переполняет сила… — Она перевела взгляд на Гинго, который призывно протягивал к ней руки. — Камнем можно завладеть только если его владелец спит или расстаётся с ним по доброй воле, — сказала она, хищно улыбаясь. — Ты отдал мне его по доброй воле, значит, он мой.
— Астиальда, какое это имеет значение…
Она вдруг коротко и зло рассмеялась.
— Глупец! — Её громкий голос эхом прокатился под сводами. — Впрочем, что ещё можно ждать от несмышлёного маленького человечка, ничего не понимающего в колдовстве…
Её последние слова заглушил сдавленный вопль: Гинго снова превратился в карлика! Как будто не было этих восхитительных предшествующих минут! Его тело покрывали раны, нанесённые Гомбарумом, зубы были выбиты, а вместе с кровью, хлеставшей из перерезанного горла, выходила жизнь.
— Да, ты глупец, что добровольно расстался с самой большой драгоценностью в Поднебесье! — возбуждённо прокричала императрица. — Останься он у тебя в желудке, и ни я, и ни кто другой не посмели бы и пальцем тронуть тебя. И напрасно ты вообразил, будто это я превратила тебя из карлика в прекрасного юношу. Нет, это сделал ты сам. Ты сам, может быть, не сознавая того, пожелал это, а камень лишь выполнил твоё пожелание. Вот с чем ты добровольно расстался. И теперь ты умрёшь! Прощай, глупый шут!
Гинго смотрел на неё сквозь наплывающую пелену, из последних сил удерживая затухающее сознание.
— Астиальда… — прошептали немеющие губы.
Она не обращала на него внимание.
— Божество Запредельных Бездн! — говорила она, глядя на колдовской камень, который пульсировал в её руке золотым блеском. — Ты дашь мне бессмертие, вечную молодость и колдовскую силу, перед которой ничто не сможет устоять. Я не повторю ошибок Икльтмеса и Гомбарума, никто не отберёт тебя у меня. Отныне я — повелительница Олеарии и одиннадцати королевств! Я всесильна! — Она снова захохотала. — Я буду наслаждаться абсолютной властью и всем, что она даёт! О, тысяча наслаждений! О, сладость грубой любви обнажённых тел, сладость казней и пыток, оргий и кровавых забав!… Бессмертие позволит мне тысячелетия упиваться вами!…