Такое перенапряжение не прошло даром, и в 1900 году Стейниц попал в сумасшедший дом в Нью-Йорке, где через несколько месяцев скончался, до смерти не расставаясь с шахматами. Он воображал, будто из него исходит электрический ток, который передвигает без помощи рук фигуры на доске.
Ласкер же по окончании матча-реванша со Стейницем в январе 1897 года отправился из Москвы в Петербург, куда его пригласило созданное недавно «Общество поощрения шахматной игры», конкурировавшее с чигоринским клубом. Вдохновителем создания «Общества поощрения» был снова появившийся в русской столице Алапин, а знатным покровителем – крупный чиновник министерства путей сообщения князь Бебутов, приютивший алапинцев в Железнодорожном клубе. Впрочем, новое общество «поощряло» шахматы менее двух лет, да и Алапин вскоре снова отбыл за границу.
В 1935–1937 годах мне приходилось часто встречаться с Ласкером и наблюдать этого удивительного человека. Он был невысоким, коренастым брюнетом с сильной проседью, резко очерченным волевым лицом и проницательными черными глазами. Уже по одному облику Ласкера, хотя он был уже на склоне лет, чувствовалось, что это не только великий шахматист, но и идеальный спортсмен: собранный, хладнокровный, физически подтянутый, никогда не теряющий головы, уверенный в победе над любым противником.
Каков же тогда Ласкер был в молодости? – спрашивал я себя.
Как человек, Ласкер был абсолютным антиподом и Стейница и Чигорина. Практичный, целеустремленный, расчетливый и экономичный в расходовании сил, хорошо знающий цену деньгам и времени, Ласкер являлся подлинным олицетворением деловитости и буржуазного здравого смысла. Недаром он и свою первую книгу по шахматам озаглавил именно так: «Здравый смысл в шахматах!»
«Ни капли романтики!», «Ни тени сентиментальности!», «Никаких предрассудков!», «В шахматной войне все средства хороши, чтобы наверняка поразить противника!» Именно с такими лозунгами Ласкер вступил на международную шахматную арену.
Родившись в семье кантора, Ласкер в юности познакомился с шахматами, и уже двадцати лет получил звание маэстро. Через два года, будучи студентом Берлинского университета, Ласкер получил предложение от немецких промышленников за хорошую плату поехать на Всемирную выставку в Лондон. Он должен был в германском павильоне служить живой шахматной приманкой и играть с любым посетителем, который этого захочет. Не колеблясь ни минуты, Ласкер бросил учебу и отправился в Англию, где после выставки остался совсем на положении шахматного профессионала. Победив в матчах всех английских маэстро, он отправился в США, где после новых успехов организовал победоносный матч со Стейницем.
Накопив гастролями в Америке и Европе и победами в турнирах изрядную толику долларов, фунтов, рублей и марок, Ласкер вернулся к учебе. Кончив университет, он снова берет первые призы на международных турнирах в Лондоне в 1899 году и в Париже в 1900 году и с «активным торговым балансом» возвращается к науке, в 1902 году защитив диссертацию на звание доктора математики и философии.
По-видимому, для Ласкера ученая степень была лишь символом респектабельности и весомости в буржуазном обществе, где шахматные маэстро котировались невысоко. Но звание доктора математики и философии в сочетании с титулом чемпиона мира по шахматам производило внушительное впечатление и приятно влияло на размеры шахматного гонорара.
Надо отметить, что Ласкер так и не стал профессиональным ученым и в этом качестве вряд ли даже достаточно заработал денег для покупки масла на тот хлеб, который зарабатывал как сильнейший шахматист мира. Правда, он в дальнейшем годами не принимал участия в международных турнирах, но никогда не оставлял шахмат: гастролировал по США и Европе, писал шахматные книги, издавал свой шахматный журнал, долго и тщательно готовился к каждому новому выступлению, будь то турнир или матч на мировое первенство.
В математике, по отзывам специалистов, Ласкер ничем не проявил себя. Как философ, в своих работах не возвышался над средним уровнем бесчисленных идеалистических сочинений, о чем свидетельствуют и их названия: «Борьба», «Понимание мира», «Философия незавершенного», причем в первых двух он проводит аналогии между законами жизни и законами шахмат.