— Родителей не выбирают… — ошеломленный ее словами, произнес Блекгарт.
То, что говорит эта девчушка просто-напросто невозможно. Но настолько же невозможно и ее явление перед ним. А вот она беззаботно сидит перед ним.
— А я — выбираю! — с чувством собственного превосходства и заметной ноткой хвастливости заявила девочка. — А ты, похоже, совсем дурак!
— Ты не боишься, что я сейчас разрублю тебя пополам? — не выдержал, наконец, Блекгарт, до середины вынимая меч из ножен.
Она даже не пошевелилась при виде его движения. Усмехнулась:
— Совершенно не боюсь, мне все равно. Давай. Ты сделаешь то, что ни удавалось ни одному рыцарю до тебя — убьешь беззащитную девочку, доверившуюся тебе и, одновременно, собственного отца! Ну, давай же, благородный рыцарь, давай!
Блекгарт с громким звуком задвинул меч до упора в ножны. Сел на камень, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Насколько был прав отец, когда говорил, что мчащийся на тебя враг с обнаженным оружием в руках — далеко не самое трудное и опасное препятствие в жизни!
— Я тебя прошу, — умоляющим тоном произнес он, — объясни мне, что происходит?
— А ты сам до сих пор не догадался?
— Я не знаю, зачем ты хочешь говорить со мной, но раз ты здесь — значит хочешь, — стараясь говорить спокойно и рассудительно (сам не замечая, что до последней интонации подражает отцу), произнес Блекгарт. — Будешь издеваться — не добьешься ничего.
— Ты прав, — в голосе девчушки на этот раз не было насмешки. — Хочешь, давай поговорим серьезно, хотя я уже почти все решила. Ты мне нравишься.
— И что же ты решила, если не секрет? — постарался не обратить на ее последнюю фразу юный рыцарь.
— Я сказала — почти решила! — вновь капризно поджала губку странная девочка.
— Но кто ты?
— Я же сказала: может быть, я стану твоей сестрой.
— Чтобы говорить с тобой нормально, я должен понимать тебя. А я не понимаю ничего!!!
— Только не кричи, птиц перепугаешь, — поддразнила она, хотя он и ненамного повысил голос.
Ну и манера вести беседу у этой пигалицы! С нею еще тяжелее разговаривать, чем с Гермондой! То ли дело — возлюбленная Инесса, та почти совсем молчит…
— Тогда ответить на мой вопрос — кто ты? Ты утверждаешь, что ты — моя будущая сестра, но… но так же не бывает!!!
— Бывает все, — сказала она.
Блекгарт вздрогнул — ему показалось, что он услышал голос графа Роберта, настолько отцовской была фраза. Но разумеется, это ему лишь показалось — незнакомка говорила звонким девчоночьим голосом.
— Хорошо, но имя-то у тебя есть?!
— Как же может быть имя, если я еще не родилась? Но имя как раз есть — меня назовут Астазия. Как и мою мать, и мою бабку, и мою прапрабабку…
— Но кто ты, в конце концов, маленькая Астазия?
— Я — есть дух, душа этого острова, — совершенно серьезно ответила девочка.
— И я выбираю, кто станет отцом для моего воплощения. Многие пытаются, но не у многих получается. Твой отец мне понравился — он прошел все мои ловушки. Он выдержал испытание на силу, на ловкость, на бесстрашие, на выносливость, на терпение, на умеренность… О-о, какой я стол приготовила ему после того, как он десять дней шел кругами по каменной кишке, сберегая каждую крошку из остатков припасов. Я сразу позаботилась, чтоб этих припасов поубавилось втрое. О чем я?
Ах, да, стол… Какие там были яства! Все, что ты когда-нибудь видел или о чем слышал, там было! И еще втрое больше было того, о чем ты даже не догадываешься.
Любой другой после голодания с ума бы сошел — напился б допьяна… Ах, да — кувшины с любыми сортами вин, ликеров, бочонки с пивом. Твой отец вино с наслаждением понюхал… долго нюхал. Но съел только хлеб и запил родниковой водой…
— Непохоже на отца, — буркнул про себя Блекгарт, — чтобы он вина даже не попробовал.
— Если бы он попробовал, я бы сейчас с тобой не разговаривала, — равнодушно пожала плечами девушка.
Блекгарт промолчал. Его дивило подобное спокойствие незнакомки. Он уже потихоньку привыкал к абсурдности происходящего. И вдруг он сообразил, что перед ним никакая не будущая его сестра, а сама волшебница Астазия — вот для нее это появление здесь, наверное, не представляет труда. Наверное, она хочет…
впрочем, чего она хочет ему не узнать никогда. Она хочет поиздеваться над ним и, возможно, убить. Что ж попробуем противопоставить магии бесстрашие клинка. А покуда надо выведать у нее сколь можно многое… Вдруг от этого будет зависеть безопасность всех, находящихся сейчас на острове. Отцу-то, увы, как бы ни хотелось, он помочь не может… А вдруг может? Надо быть поосторожнее в словах с этой… кем бы она не оказалась…
— Ему осталось последнее испытание — поединок с рыцарем, ни в чем ему не уступающем. По вашим, так сказать, рыцарским понятиям. Честный и благородный бой, которым вы столь дорожите… Он пройдет. — Последнюю фразу девчонка произнесла со спокойной уверенностью.
— А если не пройдет? — с тревогой спросил молодой человек.
— Тогда пойдешь ты, и станешь мне не братом, а отцом. Ты мне тоже симпатичен…
— отмахнулась она и задала вопрос: — Я хочу от тебя услышать все, что ты знаешь о нем. Кто он, к чему стремится, зачем приехал сюда? Рассказывай!
После непродолжительного раздумья — собирался с мыслями — Блекгарт начал рассказ об отце. Об отце, которого всю жизнь почитал как героя и почти не знал как человека, исключая последние дни плаванья, когда граф открылся своему сыну во всем. Но вот как раз об этом всем — об истинной цели путешествия, равноценной (если не более) спасению старого друга отца, рассказывать было нельзя. Блекгарт и не рассказал.
Он замолчал. Девчонка встала.
— Это действительная причина, по которой граф Астурский явился сюда? Чтобы спасти друга?
— Да! — твердо сказал Блекгарт. Потому, что это было правдой. Частью правды, но правдой.
Девчонка закрыла глаза, словно к чему-то прислушиваясь. У Блекгарта были десятки вопросов, но он не осмелился нарушить ее сосредоточенного молчания. Трудно, ох как трудно иметь дело с человеком, когда не понимаешь ход его мысли. Тем более, если человек этот — женщина.
— Вижу, — сказала она. — Да, ты прав, это амулет Астазии. Ему семьсот шестьдесят четыре года…
— Но ведь столько твоя мать…
— Это было семьдесят вторая Астазия, моя мать — сто пятьдесят девятая… — словно отмахивая от комара ответила девочка, сделав жест, чтобы он не отвлекал.
Блекгарт пытался подсчитать в уме, сколько же Астазий было на острове с момента создания амулета и по скольку ж лет они живут (он не удивился бы никаким результатам), но тут же сбился со счета.
— Все! — вдруг выдохнула она. — Амулет друга твоего отца, как и тот, что на твоем отце, вновь наполнился силой. А теперь скажи — если твой отец узнает, что друг спасен, он повернет назад?
— Нет! — не задумываясь ответил Блекгарт.
— Почему нет? Ведь теперь ему незачем вступать в смертельный поединок?
— Именно потому, что поединок смертельный и он так близок к цели, до которой доходили не многие, он и не повернет.
Не говорить же ей об истинной цели графа Астурского, Блистательного Эксперта ордена, имени не имеющего?
— Другого ответа я от тебя и не ждала! — рассмеялась девочка.
— Так это… — Блекгарт злился сам на себя, что соображает слишком медленно, — рыцарь Найжел уже в своем человеческом облике?
— Пока — нет.
— Почему? — глупо переспросил Блекгарт. И еще больше разозлился. Собственно, вопрос-то как раз не глупый, да вот с интонацией подкачал.
Слишком о многом ему хотелось спросить: и том, как там сейчас отец, начался ли уже поединок; и о том, откуда взялся этот остров, почему на нем живет странная отшельница Астазия, что скрывается за всем этим, какие тайны хранит суровый остров. Сотни «почему?», не одно.
— Да потому, что друг твоего отца еще не знает об этом, — ответила девчушка.