Свет в бойницах не горит, криков не доносится, дьявольского смеха не слыхать… Чего они там делают-то?
— Пиявок жуют или нечто схожее. — откликнулся Гена, недовольно тряся своей опустевшей кружкой. — Они порядком утомили нас спорами о каких ядах и отравах, а нынче, как известно, отправились экскременты делать.
Задумавшись словно что-то забыл, Гена хлопнул себя по лбу и добавил «сир».
— Эксперименты. Хотя… Может ты и прав — евнух от того черпака до сих пор не отошел, все в развалку ходит. Ладно, забей, не делай такие глаза. Ведьму… Тьфу, то есть аптекаря можно не ждать, короче.
Убедившись что вампирша все так же торчит у конюшен, кормя лошадок с руки, я нехотя согласился «почтить» стол оруженосцев своим присутствием. Один хрен Эмбер ждать — сама она до города уже не доберется, а оставаться на ночь в какой-нибудь келье я точно не стану.
Несмотря на то, что у молодых не стояло ничего крепче пива, их стремление напиться оказалось сильнее градусов. К моменту появления из-за двери шатающейся блондинки, мой глаз дергался не хуже танцора с эпилепсией. Все эти «а правда что вы дракона видели и ведьму зимой сожгли» достали еще на первой минуте. А уж когда, заметив мою тушу, к нашим лавкам подтянулись гвардейцы в надежде разрулить споры «кто круче»…
Получив настойчивое предложение покинуть сей рассадник пьянства и любопытства, Эмбер на миг надулась, явно желая продолжения банкета, но так же стремительно просветлела. То ли вспомнила что выпивка у нее и в кабинете есть, то ли мысль о постели привлекла.
Особистка уже переобулась в сапоги, брезгливо вручив оруженосцу свои туфли, а я все ждал пока вампирша «напрощается» с лошадюгами. Зря я ее взял — надо было в городе оставить, чтобы приглядывала за действиями агентов и телодвижениями дружины. Но это был первый раз когда она о чем-то попросила и я не нашел сил, дабы отказать. У нее и так вся жизнь из отказов, запретов, и «ответственности» состояла.
Правда, на кой черт она просилась, раз пить не пила, есть не ела, только в конюшне торчала да по стенам бледной тенью гуляла? Одной оставаться не хотела?
Кое-как собрав свой цыганский табор и добившись открытия ворот, мы наконец выползли за из-за шумных стен в еще более неугомонный мир. Солнце склонилось за лесом и бесконечный парад грубых столов встречал всполохами костров. Значительная часть горожан, по большей частью мужская, все еще продолжала «праздник» пуская сложенные для них столы на дрова, и разыскивая среди гор пустых чанов все еще булькающие. Среди этой вакханалии за порядком уже никто и не пытался следить — северян к замку по понятным причинам не пускали, а гвардейцы и сами «напраздновались» до поросячьего визга.
Попытавшись оценить общую вместимость мест, которой едва хватило на половину пришедших, я плюнул на первой полутысяче — бардак космических масштабов. Полдня слуги с гвардейцами прямо на кострах бухло с кашами варили и, судя по масштабам, половина из них к вечеру повесилась на ближайших ветках. Ну, или напилась с горя, что вероятнее.
Ладно хоть к нам никто не пристает и не требует «пару бочонков», в отличие от поднимающих ворота обратно гвардейцев. То ли моей туши опасаются, то остатки среди столов искать надежнее. Последний раз оглядев ряды кострищ и стоящие на них дощатые чаны, я пожал плечами:
— Зато теперь понятно, куда исчезли присланные князем телеги…
Пользуясь тем, что вампирша тащила Гену впереди, Эмбер еще сильнее облокотилась на мою руку, старательно прижимаясь грудью:
— До сих пор не верю, что ты отказался от лена ради меня… То есть, я безусловно стою того, но…
— Хорош перегаром дышать… И ты тут не причем. Какие нафиг свадьбы, когда меня сегодня-завтра инспектор повесит, а?
— Разумеется, причем здесь я? И позвал ты меня лишь чтобы побесить Куролюба, а не дать понять его внучке, что между вами все кончено. Пф, я быстрее поверю, что рыбы летают!
Я лишь покачал головой — толку объяснять? Аллерии что-то втолковать пытался, да разве ее это остановило? И Эмбер теперь той же дорожкой бредет, обманывая себя будто я от нее без ума.
Впрочем, может раньше так и было? Еще в самом начале. Может и было, не помню. Но точно не теперь. Не то чтобы она мне разонравилась, но…
— Пропал элемент выбора… — вставила Эллис, намекая что я опять думал вслух. — Романтика и ответственность не уживаются. Из эротического приключения я явилась каждодневной рутиной… Еще одним мечом в твоем рыцарском копье. Выше напудренной потаскухи, но ниже бастарда.
Зашить, зашить рот к чертовой матери! Блин, если она сейчас истерику закатит…
Но вместо этого она оросила округу заливистым смехом:
— Отомри! — она щелкнула меня пальцем по лбу. — И дыши глубже. Я не крестьянская девка, и мне не потребны каждодневные подвиги, равно как и эфемерные признания в чувствах. К тому же, я знаю тебя куда лучше, чем ты думаешь…
— Последний кто так говорил получил дневником по роже…
Угроза вырвалась у меня сам собой, но Эмбер это не оттолкнуло. Напротив, она лишь сильнее обхватила мою руку, едва не повисая на плече.
— Еще матушка говорила, что после семяизвержения мужчины всегда чувствуют стыд за полученное удовольствие… Лучшего момента для дамских уловок не найти. Но ты? У тебя вся жизнь как большое семяизвержение. Даже обиду изображать кажется преступным…
— Эмбер, блин, если ты сейчас скажешь что-то типа «ты не псих, тебе просто грустно», я тебе… Без шуток, я тебе реально по жопе дам! Завались нахрен, ладно?
— О да, отвадил пчелу медом… — ничуть не испугавшись, особистка продолжила играть на моих нервах. — Проблема в том, что тебе хорошо. Я нравлюсь тебе, твой бастард тоже. Даже крашенная в пурпур грошовая девка прельщает своим скудоумием. И затмивший звезды титул и подобострастие грязнорожденных… Оттого тебя и манит к себе каждая драконья пасть. Боль искупляет, избавляя от ответственности, а наслаждение…
— Господи, какая чушь…
— О, так это не ты прошедшей ночью руку над свечой держал? Тогда разумеется, тогда чушь… В самом деле, я же всего-навсего женщина, что я могу ведать о наслаждении и боли?
Не желая прибегать к насилию, я постарался покрепче стиснуть зубы дабы вытерпеть ее пьяный бред. А может и не бред… Я уже не первый день замечаю за собой странную тягу к мазохизму. Впрочем, все равно — терпеть не могу когда кто-то ковыряется в моей башке, пытаясь рассмотреть каждого таракана. Это по отдельности они простые, понятные, и даже забавные, а когда все вместе бегают да усами шевелят…
К воротам Эмбер настолько пропитала меня своим перегаром, духами, и умозаключениями, что я уже готовился взять ее прямо здесь, лишь бы заткнулась. Но пустующая стоянка караванщиков оказалась притягательнее.
— С-с-сир? — даже Гена прекратил «впечатлять» аутистку своими достижениями в спорах с братьями по разуму и тоже уставился на пустырь возле ворот.
Ни рогачей, ни телег… Одни «кучки» остались. То ли князь решил перевести пустые телеги поближе к резиденции, опасаясь как бы и их не пустили на столы, то ли…
Отсутствие дежурной двойки у стены заставило отбросить размышления на потом и ломанутся паровым катком к воротам. От резкого форсажа, все еще цеплявшаяся за мой локоть Эмбер не удержала равновесия и лишь благодаря подоспевшему Гене избежала падения в грязь.
Вместо «спасибо» она окатила «грязного бастарда» бранью, но мне было уже все равно. Промаршировав к гарнизону я едва не с ноги раскрыл дверь.
Освещаемая лишь огоньком тлеющей печи мрачная столовая звенела пустотой. Быстрый марш меж осиротевших лавок, на которых еще не высохли хлебные «тарелки» и взлет по лестнице заставили поежится от накатившего холода — кабинет сотника встречал такой же безлюдностью.
Арсенал, кладовая, казармы… Ни встретив ни единого бородача я вылетел из гарнизона и не обращая внимания на недоуменные возгласы Эмбер, сирканье Гены, и тень непонимания аутистки, заспешил по улице. Сгоревшая резиденция «угольного деда», вымершая площадь, обломок фонтана у ворот в сад резиденции, отныне прозванный в народе «висельным»…