Как и с овсянкой, аппетит приходит во время еды. Когда девчонка, ни разу в жизни не державшая в руках настоящей монеты, впервые постучалась в дверь, то хотела лишь кусок хлеба. А не прошло и пары месяцев, как начала не только жалование внаглую пересчитывать, так еще и глазки строить!
— Ох, м’лорд, и натерпелась вчера на Длинной улице — хвала Благому, хоть фонарщик по пути встретился, иначе бы сердце не сдюжило, в темноте да посреди домов брошенных! И как только пятипалой госпоже не страшно? Одной-одинешенкой на всю улицу, в лавке полной добра старинного да побрякушек золоченных…
— Хорошо ей. Тихо и еда с доставкой на дом.
Киара хоть и подкармливает аутистку, но порою той хочется и «свежака». Благо, в город то и дело залетают всякие уголовные рожи, наивно считающие девчонку антикварного салона легкой добычей… Сказочные долбозвоны. Хорошо хоть досуха не выжимает. Как правило.
Девчонка начала притворно канючить о том, как ей не хочется чесать под дождем к «той злюке-аптекарше» и что вообще-то она хотела служить лишь сиру, а не доброй половине города, но раз уж нам по пути, то мне не составило бы труда сопроводить ее до…
Богатый опыт «космических» завтраков в училище позволил добить тарелку в считанные секунды и хватиться за плащ, прежде чем девица среагировала:
— Но… Но… М’лорд, но обождите же, я ведь не успела даже с-собрать посуду и прикарманить чутка соли… То есть, нет! Я…Я никогда…
Будто кому-то не пофиг, что она подворовывает… Онаж горничная, блин, она рождена для этого! Ей в хате сразу воровские звезды набьют.
— Без меня справишься. Соль в кладовой, фиолетовой — привет фарту масти и все такое.
Оставив медяк на подоконнике, я быстро выскочил за порог — не хватало еще и на улице ее заигрывания терпеть! Не понимаю, как Эллис ее до сих пор не зарубила… Она же ревнивая как носорог! Чего-то тут нечисто.
— А, блин, накаркал!
Снаружи перестроенного домика, некогда принадлежавшего гильдии и заимевшего честь недолго привечать аж саму герцогиню, разливались грязные лужи, напрочь отрезая возможность пройти короткой дорогой через переулки.
Прикинув что пять минут позора лучше, нежели полчаса драить берцы от дерьма, я нехотя поплелся по главной улице. Ох сейчас начнется…
— Доброго денечка, сир! — походя поклонилась прачка со старого района.
— Ага, вам тоже.
— Сир… — кивнул мальчишка с бочкой на колесах.
— Водонос…
— Сир…
— Гражданин.
— Сир…
— Человек…
— Сир…
— Да пошел ты в ж… Доброе утро.
Оторвавшись от опешившего медовара я, наконец, добрался до площади. Крытые лотки и телеги привечали горожан, спешащих обменять у прибывших вчера торгашей все самое дефицитное на самое ненужное.
Вспомнив о записке на грелке, я двинул прямиком к журчащему фонтану, который скрывал за собой не шибко высокую, примерно в человеческий рост, статую покрытого шрамами мужика с чересчур важной рожей.
Если бы деньги на это пафосное говно не собиралось половиной города, с ощутимыми долями гильдии и Перекрестного замка, я бы уже давно снес его к чертовой матери! Но пришлось ограничиться только разбитой табличкой с фальшивым именем и взятым с потолка идиотским девизом.
Местные неверно поняли жест и углядели некий символизм. Мол, не именем и титулами привечают рыцаря и прочее бла-бла. Караванщики и иные приезжие были проще — окрестили статую «Журчащим рыцарем», ибо если идти на площадь с ворот, то кажется, будто статуя мочится прямо в фонтан.
— С-с-сир? Уверяю, с-сир, это все она выдумала! Клянусь жизнью, я бы ни в жисть не посмел! Сир, милуйте! Сир!
Похлопав глазами, я сообразил, что уже несколько минут тупо таращусь на какого-то левого караванщика возле телеги с углем. Хоть под нос и не бормотал, но бедный мужик уже обосрался, прячась за спиной флегматичного рудокопа.
За столько времени шахтер уже привык к моим выходкам, а потому тихо дожидался пока я «прогружусь».
— Заверни с десяток кило… То есть, мез. А нет, этих, как их там? Пофиг, мешок давай!
Не жизнь, а долбанный сканворд…
Отгруженный мешок весил как чугунный мост — ладно хоть рудокоп очень любит, когда с ним расплачиваются монетами, а не всякой бартерной фигней, и потому укутал грязную плетеную сумку в сравнительно чистую мешковину.
Тащить под дождем несколько десятков килограмм — то еще удовольствие. Прикинув расстояние до гильдии, я с тоской посмотрел на ограждение резиденции. Висельный сад золотился осенними листьями, напоминая о временах, когда мне не приходилось таскать на горбу…
А хотя — ну их в жопу, эти времена. Уж лучше мешки таскать, чем ловить лицом коней пополам с инспекторами. Мешки не трупы, ночами не возвращаются.
Тем более, чисто номинально-то весь этот кусок «имперской архитектуры» продолжает принадлежать мне, пусть и числится он во владении угольного дедка, знаменосца Грисби и хозяина карьера. Хотя, чисто по бумажкам, дед уже три года как является моим знаменосцем.
Если честно, будучи даже трижды бюрократом и четырежды контуженным, без поллитры не разобрать кому принадлежит вся помесь осла с ужом в виде гостиницы, склада, театра и бани, приправленная приватными услугами под патронажем евнуха.
С остальным городом того краше — по бумажкам он принадлежит вообще всем подряд. Самое смешное, что вся неразбериха возникла из-за указа инспектора, а, как известно, Простор не признает власть Пустого трона, в то время как Предел подчиняется. Но это официально, а в реальности все строго наоборот, ибо князь лизал жопу инспектору, а Грисби мечтал вернуть город назад.
Господи, какие танцы с бубнами приходилось устраивать, чтобы хоть как-то разрулить заваренную кашу… В итоге кое-как вылилось в схему, где князь вторит решению дохлого инспектора о назначении моей задницы на пост местного дурачка-падишаха, а Грисби продолжает числиться моим прямым сюзереном. Местный феодальный дурдом такое вполне дозволяет.
Пришлось даже завести герб, точь-в-точь повторяющий знамя Аарона дабы старик перестал ныть о знаменах северян над воротами. Междусобойчик и разбитый нос он, ясное дело, «забыл», ибо гордость круто, но город покруче будет.
К сожалению, налогов и пошлин так же избежать не получилось, ибо князю может и насрать, но вот его родне… Северная братва такой щедрости не поймет, решив что их младшенького опарафинили, поэтому приходится честно засылать Рорику половину всех сборов, типа как вассал сюзерену.
Вторую долю забирает Грисби, но уже из «моей» половины. Правда, схема чуть сложнее — Куролюб размещает в гарнизон своих гвардейцев, а я будто бы, башляю за эту частную полицию, позволяя ей собирать пошлины от своего имени. Несмотря на кажущуюся бредовость — не такая уж большая редкость в здешнем мирке. Таким макаром лорды часто компенсируют «щедрости» с «милостями», прекрасно понимая, что у новоиспеченного вассала своей гвардии нет, а земли охранят да налоги собирать как-то надо.
Эмбер говорит, ее отец постоянно такие приколы мутил.
Короче, для северян город принадлежит князю, для южан — Грисби. А в реальности он находится на самоуправлении. Ни Рорик, ни Грисби настоящей власти внутри стен не имеют. Князь не лезет, ибо уже отвоевался по полной и больше никогда не захочет выезжать за мост, а яйца Грисби находятся в сумочке у герцогини пополам с махинациями Эллис.
Каждый получил желаемое, каждый поимел свой кусок от пирога под названием Грисби. Кроме вынужденных башлять пошлины и налоги горожан, но уж так устроен здешний мир. Чем лучше живется феодалам, тем больше сил у них остается на ковыряние в карманах и головах простого люда. Под крики про одну лодку да прочий популизм, ясен пень.
Впрочем, это уже меня не касается. Это замполит пусть в своем мирке революции устраивает, а мне лишь бы мешок дотащить…
Выдержав перекрестное сирканье и пару хрустнувших костей, я оказался у искомого здания. Под натиском берца дверь гильдии с грохотом распахнулась, являя мир малолетних дураков, хвостатых официанток и одной крайне злобной коротышки.