От ее заносчивости сводило зубы.
— Куда руки тянешь! Разве я закончила⁈ Думаешь, после всех твоих выступлений тебя одного отпустят? Слушай сюда: берешь контракт и идешь во двор. Там находишь самого большого, нелепого, уродливого увальня… Прямо как ты, но симпатичнее. В общем, беретесь с ним за ручки и мигом за работу! Он не первый день замужем — с ним-то уж точно в лужу не сядешь. Понятно объясняюсь⁈
— Кристально.
— Не паясничай! Нечего обиженку играть! Я тебе услугу оказала, так что будь признателен.
Скрипнув зубами, мужчина выдавил из себя благодарную улыбку и кивнув, засобирался уходить.
— Ах, да… — она отмахнулась от вновь возникшего новичка. — Черпак, так понимаю, ты украл?
— Вернул. Сразу как закончил.
А вот лопату все же спер…
Двор встречал запахом пыли, пота и звоном стали. Нелепый и уродливый увалень нашелся сразу — прямо на посыпанной песком арене. Могучий до неприличия мужчина высился над симпатичным молодым парнем ловко орудующим затупленным клинком. За ограждением одноногий инструктор читал лекцию группе притихших слушателей:
— Клянусь своей любимой кружкой — следующий недоумок взявший со стойки меч обнаружит его у себя в заднице! Только гляньте на этих олухов! Эй! На кой ляд ты клинком отбиваешь⁈ Гарда на что⁈
Дельные советы хороши вовремя, а для самонадеянного фехтовальщика, пропустившего удар дубиной в грудь, было слишком поздно. Проломив спиной деревянную ограду, он распластался прямо перед шокированными зрителями.
Не дожидаясь разрешения наставника, на арену сиганула высокая девушка. Ловкость, с которой она орудовала длинным кованым шестом, привела толпу в восторг. Полированное дерево будто искрилось на солнечных лучах, а грация, красота и опасность движений отзывались одобрительным ревом зрителей. Казалось, даже одноногий старик был заинтригован.
Но только не увалень.
Дождавшись пока играющая на публику девушка, вновь опишет широкую и сложную дугу, он легко ткнул дубиной. Восторг зрителей и задор противницы сменились ступором. Выбитый из рук шест, ткнулся возле наставника.
— Опять! Да что за бестолочи! Где надо действовать умом они напрягают только жопу! Все, закончили! Инвентарь на место, ограду чинить, сопли утирать. А мне надо еще выпить… — плюнув, он захромал деревянным протезом обратно в гильдию.
Дождавшись пока победитель соберет учебное оружие и вылезет с арены, Четвертый наконец приблизился.
— Что? А, контракт… — прислонив к ограде дубину, больше походившую на бревно, он взялся за протянутый бланк. — С… С-срочный. Р-р… Рабочий… — впиваясь взглядом в бумагу и бубня под нос, он то и дело сверялся с каракулями на рукаве своей стеганной куртки.
Его неграмотность была очевидной до неприличия. Оставив здоровяка заниматься саморазвитием, Четвертый переключился на двор. Недобитый любитель деревянных оград жадно хлебал нечто из фляги, пока пара девчушек заботливо развязывали шнуровку на его тренировочном нагруднике. Рыжая дылда с шестом, угрюмо осматривала свое оружие, пока остальные лениво слонялись по двору, стараясь держаться подальше от палящего солнца.
Не считая пары презрительных взглядов, на них внимания не обращали. Странно, но косились именно на здоровяка.
Смягчившись, Четвертый изложил суть работы:
— Очистка и осмотр дорожных каналов. Времени до заката. Платят, вроде, неплохо.
— Понятно. Готов идти?
Прямо сразу? Никаких зачем да почему?
— Может хоть представишься? Я вот Четвертый.
— Крис. — он флегматично протянул огромную ладонь.
Не первый, не второй… Даже над рубашкой не поржет?
Голубые глаза громадины не выражали ничего, кроме спокойствия. Пожав руку, Четвертый подождал пока временный напарник вернет дубину в бочку к остальным и отправится следом за ним. Щурясь от яркого солнца мужчина вышел на дорогу перед гильдией и тут же рухнул на горячий камень, столкнувшись с парой пробегающих мимо стражников.
Крис тем временем уже принялся за работу. Проводив взглядом гремящих кольчугами северян и покосившись как гора мускулов извлекает из дорожного желоба кожаную подошву, он понял, что это будет долгий день.
— О, а ты рано! — воскликнула Мариска, едва он вошел на кухню. — Слыхал, утром на площади свара была? Караванщик с изгаженного черпака пива хлебнул! При всем народе! Хохоту было… — засмеявшись, она расплескала овсянку по всему столу.
— Бывает.
— Теперь у стены в колодках стоит — на лоточника с кинжалом бросился! Пойдем смотреть?
— В другой раз. — не обращая внимания на ее надутые губы, мужчина обратился к гремящей кастрюлями пожилой даме.
— Мне сказали — вы хотели меня видеть.
— Я много чего хотела бы увидеть, но точно не твою подлую рожу. — отложив поварешку, она уставилась на мужчину пустыми серыми глазами. — Ты меня поиметь вздумал?
Такую старую каргу? Лучше мясорубке присунуть!
— По поводу оплаты… — он положил на стол две блестящие монеты. — Здесь долг и еще на два…
— Я спросила: ты меня в сраку и насухую⁈ Подсунул клейменное барахло и думал, что не замечу⁈ — деревянная поварешка ткнулась ему в физиономию, заляпав горячей овсянкой.
— Слушайте, я не…
— Это ты слушай и очень внимательно! Больше никаких железяк, книг и остального дерьма, что ты тащишь вместо монет. Только «розы» и «перья»! А если еще хоть раз удумаешь меня отыметь — сам Святейший отвернется от того, что я сделаю с твоей грешной задницей! Понятно⁈
— Кристально.
— Чудно. — женщина отвернулась к печи. — Мариска, что за там монеты?
— «Розы», матушка — две, как и сказал… — девушка виновато посмотрела на Четвертого.
— Больше никаких просрочек, не то вылетишь. — она попробовала варево и довольно кивнула. — И на ужин можешь не рассчитывать.
Кивнув, он поднялся к себе в каморку. Злополучная лопата лежала прямо на циновке. В полумраке блестело клеймо: «Гильдии авантюристов округа Грисби».
Откинув инструмент к стене, Четвертый без сил опустился на солому думая лишь о том, как уснуть прежде, чем Мэри отыщет клиента.
Едва глаза стали закрываться, как в дверь постучали. Не дожидаясь отклика, в каморку просочилась девушка.
Надоела.
— Не спишь? — она поставила на ящик хлебную коврижку наполненную овсянкой. — Ты внимания не обращай, это она от слепоты бесится.
— Ладно… — мужчина сел и без аппетита взялся за хлеб.
— Раньше она совсем другая была. Книжки мне читала. Вернее одну, но самую лучшую! Там тоже про героя с громовым посохом было. А твоя мама тебе читала?
Овсянка встала поперек горла.
— Не знаю.
— Это как? Папа читал?
— Не знаю…
— Так ты сирота, что ли?
— Не знаю!
— Ага-ага, заливай! Не бывает так, чтоб…
— Достала! Папы, мамы, книжки — Не знаю я нихрена! Ясно тебе или на лбу написать⁈
— Да я просто…
— Задолбала вусмерть! То сказку расскажи, то рассмеши! Завтра еще и спляши! Я, мать твою, последние деньги отдаю за жилье, а не компанию какой-то писюхи, что будет меня допрашивать и лезть не в свое шлюшье дело!
Дверь захлопнулась быстрее чем он успел ощутить тепло овсянки на лице. Прямо в рожу швырнула, скотина. Чуть успокоившись, он вытер щеки ладонью и удивленно принюхался. Надо же, меда добавила…
За стеной раздался хорошо знакомый инструктаж:
— Устами любить, — розочка, женою быть, — две, а коли в седалище ужалить захочешь, так готовь все пять!
Ушат говна в душу, — бесплатно.
Вздохнув, он задул огарок и свернулся на циновке под линялой простыней. Во сне к нему снова явились дряхлые фигуры и ослепительное солнце под каменным сводом. Первый, второй и третий неодобрительно качали головами.