— Либо он, либо ты... — лед в певучем голосе больно впивался в уши. — Так или иначе, я получу свое.
— А как же диета? Разжиреть не боишься?
Примитивная острота отозвалась хороводом противоречивых эмоций на утонченном лице. На мгновение в лавандовых глазах вспыхнул неподдельный страх. Такое чувство, будто я опять угадал... И очень точно.
Закусив губу, она отпустила стеганку и гневно вдарила сапожком по колодке. Тяжелый пень обиженно скрипнул и покатился по двору, оставляя после себя тропинку идеально утрамбованного снега.
— Почему? Что такого в этом рубеже? Ты ведь уже переступал его не раз — что изменилось?
— Ты ведь знаешь, кто я на самом деле?
Ведьма неопределенно дернула плечиками, не желая озвучивать очевидное.
— Откуда?
— Скажем — я люблю читать...
— Ну тогда читай по губам — мне надоело! Задолбало творить бесконечную херню ради каких-то мутных целей!
— О! — садистская моська перекосилась в саркастической ухмылке. — А как же необходимость? Куда подевались твои любимые высшие цели и благие намерения? Где тот человек, оставивший целую деревню на растерзание зверям ради трех ничтожеств?
Опять арифметика... Надоела!
— Необходимость? Имел я твою необходимость в ейную жирную жопу! Эту херню для лейтенантов придумали, чтобы по ночам спать могли! А я человек!
Или пытаюсь им стать.
В конце-концов, может поэтому я здесь и оказался? Второй шанс, вся фигня? Бред полный, но меня искренне утомило повторять одни и те же ошибки, в надежде что уж в этот-то раз все будет иначе. Я может и контуженный на всю башку, но не идиот! Хватит с меня оправданий и игр в холодный расчет. Устал уже считать ненормальное нормальным, а неположенное положенным.
Пора завязывать с «трудными решенияи» и «необходимым злом». У меня и так уже фляга свистит, что твой паровоз... Может поэтому мы с дедом и поладили? Нет, правда, пора завязывать. Устал жертвовать одними ради других — хватит. Жертвовалка отсохнет.
Если город не готов рисковать ради тех, кто рискует за него — катится он нахрен. Вместе с деревней, что отдает пришлых на растерзание неведомой хрени.
Кошатина права, я и правда хреновый арифметик и нечего притворяться.
— Я просто чувствую, как глупею с каждым новым днем в твоей компании... Большего сумасбродства и ждать не стоило.
Моя сумбурная и косноязычная речь щедро сдобренная матом, нашла неожиданный отклик в душе лавандовой ведьмы. Лиловые глаза недоверчиво блестели, словно выискивая неискренность, а белые зубы отчаянно жевали алые губы. Скрестив руки на груди, Киара ритмично хрустела снегом по двору, всем видом демонстрируя крайнюю степень озабоченности.
Наконец, с вымученным вздохом, она остановилась:
— Утомляешь. У тебя поистине преступный талант, возводить глупость в подвиг, и превращать бессмыслицу в откровения... Две недели, а я уже отупела до неприличия. Ты инфицирован! Твое безумие заразно...
— Ты не первая, кто говорит подобное...
— Молись своему далекому богу, чтобы не последняя! — задиристо отпихнув меня с дороги, девушка ринулась прочь со двора.
— Куда собралась?
— Проветрится! И только попробуй увязаться за мной, безумное животное...
Стройная фигура быстро растворилась во тьме ночного хутора. Вернется ли она? И если да, к худу это или к добру?
Покачав головой и ощутив очередной голодный спазм, я вернулся в теплую избушку с заледенелыми тряпками на окнах. Боятся и переживать уже откровенно надоело.
Утро наступило вместе с пугающе притягательным ароматом резанувшим по ноздрям и болезненной резью в желудке. Вскочив с мешков с водорослями, я с ужасом уставился на фиолетовую головку, склонившуюся над салазками с искалеченным блондином.
Мощный поток нецензурной брани вместе с клятвенными обещаниями порвать колдовскую жопу на британский флаг, если с блондина хоть волосок упадет, оборвался резким кашлем и ошарашенными взглядами остальных. Оторвавшись от своих тарелок с чем-то аппетитным, авантюристки удивленно уставились на меня.
— Сир... Вам кошмар приснился? — возникший рядом Гена заботливо сунул мне деревянную миску с чем-то подозрительно аппетитным.
Мясо, что ли?
— Киара нашла недоеденную тушу загнанного волками оленя! — пояснила кошатина, урча от восторга и с жадностью вгрызаясь в темное волокнистое мясо. — Ну не чудо ли она?!