Может это и правда колдовство? Может меня спаленная в костре ведьма прокляла?
Или даже не меня, а этот унылый пограничный городишко, имевший несчастье однажды пропустить через свои ворота пару измотанных наемников. Интересно, сколько жизней сберег бы тот петух, сумей он заклевать меня у реки? Избавить этот злосчастный мирок от случайной аномалии, возникшей неизвестно как и непонятно зачем?
Клешнерукий исполин в салоне вылупился из-за опрометчивости князя и утонувшего в крови и огне штурма Грисби. Тварь с озера появилась из-за предательства родителями собственного ребенка. А этот урод из канализации? Крысы? Голод? Яд? Или все вместе, включая щепотку одного контуженного психа в пиксельном кителе? Первый боялся воды, ибо пожары и мольбы о дожде. Второй немого согласия родителей, ибо детоубийство, а третий...
Уж не потому ли «микрофонщик» так реагировал на смерти? Сам убивал не поведя пустым глазом, но стоило кому-то другому присоединиться... Вот так вот. В прошлый раз этот мирок наградил меня титулом и наделом, а теперь и личным демоном. Растем над собой, блин. Ирония — бессердечная ты сука.
И самое хреновое, я даже не понимаю — как так выходит-то? Почему попытка спасения двух неизвестных девчонок, ворвавшихся в клоповник посреди ночи, привела к заколоченным магазинам, опустевшим домам и братской могиле, в которую превратился заброшенный карьер у леса?
— Хотел как лучше, получилось как всегда. — короткое подведение итогов помогло собраться с силами и выбросить монетки в глубокий снег.
Порывы ледяного ветра не шли ни в какое сравнение с болью в груди. Как от стиснутых ребер, так и от заикающегося недомерка, шлепнувшегося на арену. Такое чувство, что прошли не месяцы, а века. Будто взмокшие от пота шортики и искрящийся в лучах жаркого солнца жест привиделись мне в иной жизни.
— Привидений не бывает. — повторил я давние слова, будто они несли некий сакральный смысл.
Но нет. Нет никаких смыслов. Как нет ни правых, ни виноватых. Только живые и мертвые. И я уже не уверен, к какой категории принадлежу.
Шмыгнув носом и проглотив горький комок, я тщетно похлопал себя по изодранной стеганке и не найдя заветных сигарет, двинулся обратно, в дышащий жизнью зал. Притихшие официантки и испуганный блеск очков регистраторши сменились хрустом снега под берцами.
Стройный ряд снеговиков, идущий вдоль дороги к площади, поредел возле обугленных остовов сгоревших домов. Растащенные вплоть до гвоздика, они хмуро приветствовали своего архитектора.
Переулок у пекарни превратился в площадь, встретившей раздражающим сирканьем крестьянки укутанной в очевидно ворованные платья и длинной очередью, ведущей к открытым палаткам с изможденными после переноски тел бородачами:
— Сир! Высокий сир! — закликала немолодая женщина, выбегая из очереди и присоединяясь к товарке. — Хвала провидению, что послало вас нам!
Под ободряющими взглядами гражданских, крестьянка принялась от души поносить северян, изредка поддакивая восклицаниям из толпы:
— Токмо к закату каши наварили! Гдеж то видано, чтоб обед к ужину подавали?! И миски, миски — нарочно мелкие подбирают, дабы себе своровать поболее! А еще... — тетка уперла руки в платье, выпячивая огромную грудь. — А еще рыбку свежую под подолами утаивают! По ночам себе в котлах уху варят, а нам сплошную солонину да пшено! Но меня не проведешь, сир, уж я-то рыбный дух на раз почую, хоть с пшеном, хоть с солониной!
Старательно подавляя закипающую злость, я попытался избавиться от назойливой дуры, но наткнулся на еще нескольких ее сородичей, наперебой обвинявших северян во всех смертных грехах.
Позавчерашние события в городской канализации, по моему настоянию, пока оставались на уровне слухов и догадок. Сам не знаю, почему решил скрыть. То ли, чтобы не давать информацию возможному противнику о результате его операции, то ли чтобы не будоражить суеверия местных, дабы они не бросились из города, замерзая в заснеженных лесах.
А может просто желаю замести под ковер собственные «подвиги».
Впрочем, исчезновение рыжего сотника скрыть не выйдет, как и заткнуть рты всем стражникам. Но это потом. Все потом.
— От меня-то вы чего хотите?! — не выдержал я, отдергивая ушибленную руку из хватки излишне подобострастного мужичка.
— Известно, чего, м’лорд! — воскликнул грудастая баба, протискиваясь через окружившую толпу и вновь упирая руки в бока. — Дабы вы, значится, справедливость сияющую явили! Вы же рыцарь! Весь город о вашем благородстве да храбрости шепчется! Вон, бабенка с тамошней деревне и вовсе в вашу честь ребятенка назвала! Так явите же нам свой верный суд да...