Прибежал рыцарь Понс, бледный, не снимавший после утренней вылазки доспеха; сказал — происходит совет, никому не сходить с места, ждать решения. Хотел было убежать обратно, но Сикарт схватил его за руку:
— Стойте, стойте! Чего решают-то? Кто вообще приказал отступление? Мы ведь могли еще…
— Граф наш Раймон приказал. Он и сейчас за то, чтобы укрепляться, частокол строить, ждать атаки в лагере, отразить ее из арбалетов, а потом сидеть и брать их измором. Еды-то у них на пару дней, не больше! Только не открытая битва на поле. Боится Монфора. А дон Пейре кричит, как труба, требует тотчас же сражаться, он, мол, командующий всей армии… Его родственники нашего графа на смех подняли, едва ли не трусом обозвали. А один такой рыцарь Мигель де Луэсия в открытую над ним насмеялся, так что граф ушел в свой шатер и больше никаких советов не желает. Делайте, говорит, как знаете, но мои люди будут в резерве, за них-то я отвечаю. — И, окинув нас почему-то вконец затравленным взглядом: — Еще и Нуньо Санчес где-то застрял… Бог ты мой, ребята, что-то теперь будет?
— Да отлично все будет, — рявкнул другой рыцарь, подъезжая к нам конный; лица не видно из-под шлема, блестят мокрые полосатые наплечники. Я не успел посчитать полосы — то ли три (Фуа), то ли четыре (значит, Арагон). — Трусит тулузский граф! Стар он уже, мыслит, как старик — сами видите, до чего его осторожность довела! С таким-то перевесом бегать от битвы! Драться надо, и тотчас же, пока те отдохнуть не успели. Начинать штурм пехоте, как угодно выманить их наружу.
Эн Понс облизнул языком изгрызенные от волнений губы. Ничего не ответил, сплюнул под ноги. Я смотрел на своих друзей, и они казались мне совсем юными, почти детьми, негодными, чтобы сражаться. У эн Понса на груди кольчуги крепилась блестящая пластина, и я случайно увидел свое лицо. Злое и смятенное. Но все еще было хорошо, так хорошо, Господи… Я еще не знал, насколько все мы тогда были счастливы.
Я расскажу, как это случилось, хотя до сих пор ни разу не рассказывал. Просто не мог. И не уверен, что сейчас смогу. Но попробую.
Как таковой битвы мы и не увидели, для нас она даже не успела начаться. В авангарде шли рыцари Фуа и Арагона, а мы, тулузцы, составляли резерв. Это означало, что пока дон Пейре и его люди дрались с рыцарями Монфора у одних ворот, восточных, а наша пехота штурмовала западные, торговые, мы, конники — рыцари, оруженосцы и богатые горожане — попросту толклись неподалеку, на возвышении за нашим лагерем, и наблюдали, не полезет ли кто на наших пехотинцев. Или не прискачет ли гонец от дона Пейре, требуя поддержки арьергарда.
Широкий Перрамонский холм, на плоской вершине которого висело под серой моросью мокрое тулузское знамя, был красен от тулузских гербов — там ожидали своего часа наш добрый граф с сыном… С сыном!
Да, с настоящим Рамонетом, которого отец впервые взял с собою на битву. Он все это время находился здесь, среди нас — а я и не знал! На год младше меня — значит, ему шестнадцать лет, мучительно думал я, выворачивая шею, чтобы разглядеть наших алых вождей. Конников граф Раймон привел с собою не так уж много, не более пятиста; мы толклись у самого подножия холма, и снизу было можно различить небольшие красные фигурки. Как тут разберешь, где сам граф Раймон, где Рамонет — одетый, по словам Сикарта, в очень хороший рыцарский доспех — а где их личная охрана, в таких же ярких коттах?
Рамонет, он хоть какой, спросил я как можно небрежней у того из ребят, кто оказался поблизости.
Он? Да обычный, пожав плечами, отозвался Сальвайр. Хороший. Красивый, красивей даже, чем наш граф… Тонковат, правда, для своих лет, не силач. И нос иногда задирает… верней, задирал раньше, когда я с ним на больших праздниках встречался. Давно я с ним не разговаривал лицом к лицу, теперь, должно быть, он посмиренней стал — в заложниках у Монфора походишь, еще не такому научишься!
Вы про кого это, встрял Аймерик, которому всегда и до всего было дело. Про Рамонета? Я с ним, правда, сам не встречался, но слышал, как люди говорят: он парень не крепкий, его даже Айма на лопатки положит. Надо бы ему поберечься, наследничку нашему. Монфор — это вам не Айма.