Дракону страшно даже подумать о том, чтобы рискнуть хотя бы крупицей золота из сокровищницы. Они могут с полным правом решить, что полагаться на Джима не следует, и, наконец, они сами способны сберечь свои драгоценности ничуть не хуже, чем он. Кроме того, тот мир, который они делили с джорджами, Темными Силами и прочей шушерой – да, этот самый средневековый мир, XIV век в самом разгаре, – был полон самых разнообразных неожиданностей.
Вот как раз эти неожиданности и страшили их пуще всего. Несмотря на всю надежность Джима и все его способности, драконы все же не могли не учесть того, что где-нибудь однажды что-нибудь может сорваться и тогда они никогда не увидят своих фамильных драгоценностей. В глубине души Джим и сам понимал, что слишком многого от них хочет.
Но с другой стороны, они, верно, не хуже его знали, что в этом опасном мире иногда приходится пойти на отчаянный риск. Сам факт существования обрекает нас на риск. Как бы только найти аргумент, способный убедить драконов, что в данном случае им просто необходимо поставить на кон свои драгоценности и дать ему иностранный паспорт…
В этот момент его мысли были прерваны невероятно усилившимся шумом. Джим вслушался и понял, что дела принимают неприятный оборот. Кое-кто из драконов, явно с самого начала настроившись против того, чтобы выдать паспорт, сменил тактику: упор делался теперь не на сомнительности цели поездки, а на личности самого Джима, который, якобы, первым бросил вызов Темным Силам, да еще и втянул в эту заварушку всех драконов. Таким образом, под сомнение ставились моральные качества путешественника.
Этот аргумент Горбаш не рискнул поддержать или опровергнуть; он просто предусмотрительно уклонялся от обсуждения. Его голоса слышно не было.
– В любом случае, это нам ничего не даст! – кричал один из драконов, сидевших наверху амфитеатра, слева от Джима.
Этот тип был скорее толстым, чем крупным, зато от его (или ее) голоса дрожали стены пещеры, и вряд ли даже Горбаш мог бы его перекричать.
– Правда в том, что Брайагх тоже был клиффсайдским драконом до того, как стал предателем и украл самку джорджа! – этот дракон все не унимался, а слушателей становилось все больше и больше. – И точно такая же правда – то, что в Горбаша тогда вселился этот. Он не мог ничего поделать. Это – магия, и никто, даже дракон, не может остановить мага. Но кто спросил нас, когда мы оказались втянуты в эту историю? Разве Клиффсайдскую коммуну спросили, хотят ли драконы биться с пособниками Темных Сил у Презренной Башни? Нет! Нас просто втянули в это, хотели мы того или нет. Как будто мы бесправны!
Фактически от начала и до конца это было делом рук джорджей! Этот маг вселился в Горбаша, не спросив его согласия. Никого не спросясь, к нам пришла эта ободранная, костлявая, поганая самка, и в нее-то все и уперлось! Если бы не эта никчемная, вонючая самка джорджа…
– Заткнись! Сейчас ты у меня получишь! – взревел Джим во всю глотку.
Как уже было сказано, ростом Горбашу он не уступал, но и голосом, как выяснилось, тоже. Может, даже превосходил. Кроме того, поскольку в настоящий момент Джим пребывал в теле дракона, то стал жертвой той самой «драконьей ярости», о которой говорил ему Смргол в ту пору, когда Джим считался его внучатым племянником. Если попытаться описать это состояние человеческим языком, то можно сказать, что кровь прилила к его лицу, и он, не задумываясь о последствиях, пошел на обидчика. Неожиданная вспышка его гнева заставила всех замолчать; даже тот дракон, который кричал больше всех, действительно заткнулся.
– Ты говоришь о моей жене! – грозно зарокотал Джим.
В области желудка разлился жар; Джиму показалось, что в его животе находится топка, в которую только что от души подбросили угольку. Сам он никогда не извергал пламени и не видел, чтобы какой-нибудь дракон в этом мире так поступал. Возможно, все это – пустые россказни. Тем не менее жар, пылающий внутри него, вполне соответствовал теперешнему состоянию Джима, и он испытывал упоение. Если бы драконы умели выдыхать пламя, то Джим знал бы, что ему делать.
– Никто – ни дракон, ни кто-либо другой, – рычал он, – не смеет говорить так об Энджи! Попробуйте только, и вы увидите, что произойдет с ним! И еще. Я был терпелив. Сидел здесь и слушал ваши рассуждения, извинялся, словом, делал все, чтобы вы дали паспорт, который мне очень нужен; паспорт, который, в конце концов, послужит для вашего же блага, для блага каждого из вас. Это Англия, и то, что произойдет с одним, случится с каждым, будь то джордж, дракон или еще кто-нибудь!
Ну, вы меня достали! – бушевал он. – Я ждал, что вы внемлете голосу разума, но вы не сделали этого. Я ждал слишком долго! Секох объяснил, а я показал, что я – маг, настоящий маг. Не хотелось мне использовать магию, но вы не оставили выбора!
Его осенило: он вспомнил, как-то раз, меньше чем год назад, Каролинус, чтобы сообщить Джиму, куда Брайагх унес Энджи, вызывал жука-глазастика. Тот, пропищав что-то маловразумительное, зарылся обратно под землю и скрылся с глаз долой. Каролинус, помнится, тогда еще чем-то грозил Джиму-Горбашу, и вот теперь его слова, правда с небольшими изменениями, вертелись на языке у Джима.
– Итак, вы не желаете быть честными и доблестными драконами? – закричал он. – Хорошо, драконами вы не будете! Вы будете жуками-глазастиками!
Джим замолчал, щелкнув челюстями, и воцарилась жуткая тишина.
Драконы были так молчаливы и неподвижны, что их можно было принять за статуи, высеченные из камней Большой Пещеры. Замерев, они не сводили с него глаз.
Пауза затянулась. Джим понемногу остыл и успокоился. Пришло время поразмыслить над своими словами, Угроза превратить драконов в жуков была просто смехотворной. Он не имел ни малейшего понятия, как ее выполнить. Конечно, в миниатюрной Энциклопедии Некромантии, болтающейся где-то в его животе, была соответствующая формула, но она никогда не попадалась ему на глаза, и он даже не знал, как она может выглядеть. Если драконы потребуют сдержать слово, то Джим может продемонстрировать лишь то, что как маг он – ноль без палочки.
Его горло на мгновение перехватило от злости на самого себя. Как можно быть таким дураком, чтобы лгать самому себе? Похоже, его пребывание здесь потеряло всякий смысл.
Глядя в сотни глаз неподвижных драконов, зачарованно остановившихся на нем, он понял, что неправильно оценил ситуацию. Может, еще не все потеряно.
Он сам, конечно, знал, что не может превратить их в жуков-глазастиков, но драконам-то откуда об этом знать? О том, чего Джим не умеет, у них нет никаких сведений, зато то, на что он способен, они видели своими глазами. Джима признали практикующим магом. На их глазах он превратился в человека и обратно в дракона. Если это делать он умеет, что и было продемонстрировано, так что же ему не под силу?
Словом, драконы видели его искусство воочию, так что, похоже, решили, что, если он может превратить самого себя в человека, а затем снова в дракона, превращение всей коммуны в жуков-глазастиков окажется просто детской забавой для такого могущественного волшебника.
Чем дольше Джим смотрел на них, тем сильнее убеждался в том, что так оно и есть. А уверившись в этом, он куда лучше, чем когда-либо прежде, понял драконью породу. До него дошло, что угроза была гораздо страшнее для этих созданий, чем он полагал.
Находясь в теле дракона, он смог ощутить, что чувствует животное. Драконы – особый род – ни птицы, ни звери, ни летающие млекопитающие, как летучая мышь. Это могущественное, независимое и гордое племя.
Дело тут даже не в размере; конечно, драконы куда крупнее многих других созданий; многих, но не всех: водяной змей, к примеру, гораздо больше.
Будто из-за спины до Джима донесся голос Смргола: он беседовал с ним перед сражением; вот-вот они схватятся со змеем, гарпиями и огром; с той поры прошел уже почти год, но Джиму показалось, что это было только вчера.