Леонид сидел не двигаясь, глядя в ее, теперь расширившиеся и серьезные глаза. Лицо его побледнело. Две силы боролись в душе его: огонь животной страсти и с другой стороны — голоса, всегда живущие в его глубинах и протестующие против животного-организма, воля вечного существа и свет, поднявшийся с глубин его духа и осветивший всю внутреннюю пропасть его, как маяк бушующее море. Видя все, что было в нем, он видел и своего двойника — животное-организм и холодное презрение вечного Леонида пахнуло на зверя, сжигаемого огнем похоти и готового на груди женщины отслужить черную мессу дьяволу. «Проклятое тело — вонзить в тебя кинжал», — раздался голос с глубин его и сейчас же на вершине башни машины-организма в голове его озолотилась, как в отблеске пожара, фигура Meдеи с кинжалом в руке. Внизу продолжал клокотать вулкан, но он теперь заливался холодным светом и змей страсти бился в цепях вечной воли и разума. Получилось, таким образом, как бы полное раздвоение его: Леонид-дух и Леонид-животное, и в то время, как второе было сжигаемо огнем похоти, Леонид-дух уходил в свое царство и ему казалось, что он отделяется от своего организма-тела.
«Молчи, грязный зверь, — прошло в уме его, — что мне до тебя? Ты всегда мучил меня, всегда дышал огнем страсти, но я тебя победил. Теперь я царь света, а ты червь тьмы. Я изгоняю тебя силой духа моего. Скройся от меня и дай мне освободиться от твоего плена. Вот я отделился от тебя, а ты мучаешься и изгибаешься на теле женщины, готовясь ее ужалить… В этом счастье твое… ха-ха-ха!..»
В это время Тамаре показалось, что кто-то захохотал — Леонид, которого она привлекла на грудь свою, или кто-то другой — она не знала. Страшно испугавшись, она вскочила.
— Ай! Кто это здесь? Ужели это ты смеешься так? ты! Что с тобой? Я тебя боюсь!
И случилось так, что именно в этот момент Леонид почувствовал, что он вышел из себя самого и, почувствовав это, отошел. Он смотрел на свой двойник-животное с холодным презрением, рассматривал лицо его, дышащее похотью, и торжествующая радость вечного существа подымала его, как крылья.
«Червь!.. Гниющий порок в глазах твоих, вонючая похоть — в теле. Проклятый червь!..»
— Ай-ай-ай! — вскричала Тамара, спрыгивая с дивана и оставляя на нем свои красные одеяния. — Ты говоришь это, или кто?
Она забегала по комнате, стуча по полу босыми ногами и вдруг остановилась, в смертельном страхе глядя в одно место.
Посреди комнаты стояло гордое, независимое, бессмертное существо со светящимся лицом и лучами над головой. Оно казалось воздушным. Тамара взглянула на диван: там лежал Леонид.
— Ай-ай-ай-ай! — издавая звуки смертельного ужаса, голая женщина забегала по комнате и ее ноги в какой-то судороге громко стучали по полу. Вдруг раздался спокойный, звучный и ласковый голос:
— Женщина, чего ты так испугалась?
Тамара сразу остановилась, глядя на Леонида. Он стоял перед ней в своем обыкновенном виде Леонида № 2, спокойный, светлый и величественный, как никогда.
Она взглянула на диван: там никого не было. С облегченной душой она подумала, что все это ей показалось.
— Очень рада, теперь я вижу, что мой страх — иллюзия.
— Иллюзия — весь этот мир: его не существует. Истинно сущее за пределами материи, и то, что ты видела сейчас, Тамара — за гранью мира.
— Я опять боюсь тебя, — вскричала Тамара, — опять ты странно говоришь, необычаен вид твой, и опять я во власти страха.
— Страх — иллюзия чувства. Нет ничего ни на земле, ни на небе, что могло бы свободного сына вечности заставить бояться. Вы боитесь — значит, вы не свободны: дьявол связал вас чарами мира этого.
— Какой у тебя вид и как ты говоришь! — испуганно вскричала Тамара. — Опять ты кажешься мне другим. И что это за мрачная гробница — твоя комната?
Она снова забегала, стуча ногами, и вдруг остановилась, глядя на портрет: ей казалось, что Медея выходит из рамы и грозно смотрит на нее.
Леонид проговорил:
— Да, Медея всегда присутствует здесь, и чтобы ты видела ее, я говорю…
Он вскричал с необыкновенной силой:
— Медея, явись!
— Нет, нет, нет! — в ужасе кричала Тамара, не имея сил оторвать своих глаз от портрета. — Нет, не надо! Ах, это что?
Она стояла, охваченная ужасом: Медея, выступив из рамы, медленно приближалась к ней, как бы подплывая. В руке ее был кинжал.
Она вскрикнула и зашаталась…
— Змей раздавлен! — вскричал Леонид и с презрением ступил ногой на неподвижное тело. — Вот оно, голое тело самой прекрасной женщины — под моей ногой, и я смотрю на него холодными, равнодушными глазами вечного существа.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
I
Хорошая жена — многоценный мужу подарок, злая — злокачественная язва для него.
Тамара и Зоя вошли в обширную залу, в передней части своей имевшую два этажа окон, и в задней, с потолком, гораздо более низким, за белыми мраморными колоннами, представлявшую род гостиной.
Обе они были одеты в странные ярко-желтые платья с остроконечными вырезами, оставлявшие голые места на груди и руках; в волосах их, высоко поднятых надо лбом, сверкали разноцветными каменьями золотые венцы, по их мнению — эмблема жриц Астарты; ноги их были затянуты в желтые остроконечные ботинки.
Тамара была бледна, и эта матовая бледность ясно говорила, что со времени ночи, проведенной в черной комнате, в душе ее происходили мучительные процессы. В самом деле, в воображении ее постоянно рисовались два Леонида, призрак Медеи и всего, что она видела тогда, и все это наглядно показывало ей, что она, всецело предавшись наслаждениям и проповедуя прелесть пороков и грехов, попала в пропасть мучительных противоречий. Однако же, чем сильнее развивалась ее пугливость, чем яснее рисовалось ей ее падение, тем неудержимее ее влекло к порокам и грехам. Прежде она с оттенком шутливости говорила о своей преданности сатане, в душе не веря в это; теперь она начинала верить в его реальность. Настроения и мысли ее, заражая Зою, опьяняли ум последней прелестью различных утонченных пороков и, так как Тамара уже серьезно считала себя дочерью гибели и греха, то не без чувства тонкого удовольствия делала усилия, чтобы столкнуть ее поглубже в бездну. Она испытывала род наслаждения местью: Леонид и его незримые существа должны видеть торжество зла на земле.
Остановившись у двери, Зоя заговорила, обнимая Тамару:
— Постараемся забыть о всем, что мы видели, Тамарочка. Леонид — душевнобольной, страдающий галлюцинациями — наполнил видениями твое воображение. Вот и все. Я прихожу в бешенство от мысли, что на нас смотрят невидимые свидетели. Мы — дочери греха и тьмы и наше единственное божество — пламенная, распутная Астарта. Демон мой!..
С последним восклицанием Зоя сделала движение броситься на шею Тамары, но в этот момент к ним подошли два очень юных господина. С одним из них начала тихо разговаривать Зоя, с другим — Тамара. Отвечая на слова юноши, Зоя, между прочим, сказала:
— В полночь мы пришлем за вами карету. Вы переоденетесь в женское черное платье, которое мы вам пришлем, приедете и вас проведут ко мне.
Она со смехом вытолкала его и повернулась к Тамаре. Последняя, прощаясь с другим молодым человеком, оканчивала слова свои так:
— В похоронном этом наряде вы должны иметь вид смиренный и молитвенный. На груди вашей должен быть черный крест, в руке — Евангелие. Не забывайте, что дьявол нигде так ловко не может спрятаться, как под монашеской рясой.
Зоя и Тамара остались одни. Они долго смотрели друг на друга, Зоя — все с большим восхищением, Тамара — пленительно улыбаясь, с неизъяснимым коварством и насмешливостью.
— Ты мой бог, мой кумир! — вскричала Зоя, бросаясь к ней и целуя ее в глаза, потом, отойдя от нее и задумчиво в нее всматриваясь, серьезно проговорила: — Тамарочка, глядя на тебя, мне кажется, что какой-то пламенный дух вырисовывает в уме моем огненной кистью картины кричащего в восторге ада под колокольный звон и набожное пеньи ангельского хора.