Леонид играл.
Раздался удар грома, сверкнувшая в черных облаках молния осветила лес и лица рабочих, казавшиеся теперь бледными и одухотворенными.
Леонид поднял смычок над головой и возгласил:
— Мир вам.
Люди вздрогнули и все глаза сверкнули любопытством.
— Да будет в сердцах ваших мир, ясная совесть и понимание, кто вы и зачем живете. Вы — природа в малом и по лицу ее — небу учитесь познавать себя. Смотрите, как мрачно ходят облака под ним: так человек в гневе мрачно нахмуривает брови свои; смотрите, как змеится в тучах молния: так огонь ярости вылетает из глаз ваших; слушайте гром в облаках: таков и ваш голос, когда в вас поселится зверь бешенства. Вся вселенная, — это только видимое тело невидимого духа — разума и потому говорю вам, вы вечные духи, искры великого пламени. Будьте, как орлы в своем полете в вышину и как ягнята, столпившиеся в кучу, когда на вас идут с ярмом и кнутами лукавые и злые безумцы мира сего. Не бойтесь их и не враждуйте с этим миром, потому что, говорю вам, вы духи, а мир — тьма и разбой. Пусть дух ваш пылает в вас, как вечная искра духа-отца, пусть сила ваша раздробляет головы змей, страстей гнева и греха, будьте спокойны и могущественны, и тогда, если вы скажете этим деревьям: «Наклоните головы», они двинутся к вам и преклонят пред вами свои зеленые вершины…
Он внезапно остановился, как бы споткнувшись о последнюю фразу, и в этот же момент сотни глаз, смотрящих на него, широко раскрылись в выражении изумления и страха.
— Братья мои, — с глубоким вздохом возгласил опять Леонид, — не думайте, что я говорю вам это, как могучий дух, имеющий власть и силу. Нет, мои друзья, и во мне, как и в каждом из вас, таится убийца, негодяй и прелюбодей: животное свое я не сумел еще окончательно умертвить, но я делаю все усилия изгнать всех бесов земли из жилища духа моего и, когда очистится дом мой, тогда только во мне подымется огонь мой и сила моя будет несокрушима. Ступайте же с отцом моим и делайте, что задумали.
Рабочие стояли неподвижно. Тогда Леонид поднял руки над головой, в глазах его вспыхнул яркий свет и он вскричал с необыкновенной силой:
— Идите, говорю вам, и дом, который вы считаете принадлежащим отцу моему, пусть будет и вашим.
Произошло невероятное.
Толпа повернулась с таким видом, точно каждый человек представлял автомат, лишенный воли, и в молчании направилась к дому их бывшего фабриканта. Только один Серафим Модестович, пройдя некоторое расстояние, обернулся, подошел к сыну и с улыбкой умиления проговорил:
— Золото льется из твоих уст, сынок, и свет — из глаз твоих.
Он снова повернулся и, опираясь на палку, стал догонять рабочих.
Леонид стоял неподвижно, глядя, как над головой его кружились тучи с змеившейся на их темном фоне молнией. В лице его была величавая ясность, показывающая, что теперь он сознает в себе вечное существо, отделившееся от своего животного двойника. Тамара и Роза стояли по сторонам от него, и черные глаза первой, пристально и не отрываясь, смотрели в глаза «духовной жены» Леонида, вселяя в нее какое-то беспокойство, чувство тяжести и тоски. К счастью для нее, Тамара, оторвав от нее взоры, подошла к Леониду и жалобно произнесла:
— Ты ушел от меня, и я искала тебя целый день, измучилась от усталости и изранила свои ноги.
Он смотрел на нее, нагнув голову и, точно желая что-то вспомнить, провел рукой по лбу. В самом деле, в его состоянии упоения сознанием своей вечности было очень трудно отожествить себя с чувственным, животным Леонидом № 1. Бессознательно для него, его воля просто отрицала этого последнего, как не принадлежащего к его существу, и потому, глядя на Тамару чужими для нее глазами, глядящими внутрь себя, сказал:
— Женщина, иди и ищи того, кто с тобой был. Я не знаю тебя.
Тамара вздрогнула с головы до ног и лицо ее исказилось.
— О, какой ужас слышать такие слова! — вскричала она, в глазах ее отразились страх и огорчение и по губам прошла судорога. — Да я сума схожу от мысли, что ты как-то раздваиваешься. Я пыталась убить эту мысль, но вот смотрю на тебя: ты чужд мне теперь, а между тем, ты грешил со мной весь день и ночь…
Леонид смотрел на нее несколько мгновений теми же, смотрящими вовнутрь себя глазами и вдруг громко засмеялся. Теперь ему ясно представилось, что его гнусное животное существо творило дела тьмы в то время, как он сам с презрением смотрел на него.
— Женщина, где валяется зверь этот, я не знаю, но от него идет вонь и похоть, отвратительные черви обвили его и ларва присосалась в его мозг, рисуя в нем картины скотских наслаждений… Этот зверь мучил и меня, но я его изгнал силой моего духа-царя. Теперь я свободен. Тело это стало легким, как воздух и, когда я смотрю вверх, светлые духи из-за черных туч кивают мне светящимися головами. Прощай, Тамара, иди к звездам, если можешь, по лестнице страданий и отречения от себя. Я иду.
Он стал быстро скрываться в темноте, среди деревьев, а за ним и Роза. Тамара стояла неподвижно и на смертельно-бледном лице ее горели ее черные глаза в выражении непередаваемого ужаса.
Зоя кутила со своими гостями, когда в комнату вошла Тамара. В порыве безумной радости дочь миллионера бросилась ей на шею и стала обнимать и целовать ее. Вдруг Тамара склонилась на ее плечо и зарыдала.
Гости ушли, или лучше сказать, Зоя вытолкала их, и Тамара, повалившись на диван, стала рассказывать все, что произошло с ней. Зоя была ошеломлена этой новостью и очень обрадована. Ей казалось, что с души ее скатился камень: это означало, что Леонид потерял в ее глазах прежнюю таинственность. Даже больше: ей вдруг показалось, что все ее видения — иллюзии, обман воображения. Сильно радуясь, что Тамара победила ее брата, она очень скоро составила план действий, который, по их обоюдному мнению, надо было немедленно привести в исполнение. На этот раз она совершенно игнорировала ужас Тамары к чудесному превращению Леонида, и это понятно: дело шло не только о браке Тамары, но и о приобретении трех миллионов.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Дом, в котором живет человек, может быть разрушен, но то жилище, которое строит для себя дух из чистых мыслей, не боится даже вечности.
Буря еще продолжалась, когда толпа рабочих со своим прежним хозяином во главе, подойдя к дому, рассеялась по разным местам. Леонид, пришедший вместе с Розой за ними, стал входить по лестнице и, остановившись, крикнул:
— Гроза и буря. Отец мой, войдите сюда.
— Сейчас, сынок, — раздался голос Серафима Модестовича, — дай прежде посмотреть на старый дом этот, который я называл своим.
Леонид и Роза вошли в огромную столовую. Посреди комнаты стоял длинный стол, на котором стояли блюда с закусками, бокалы и бутылки. В раскрытых дверях виднелась целая анфилада других комнат.
Леонид вошел в комнату в особенном настроении, которое занимало среднее положение между Леонидом № 1 и его двойником. Его высшие силы, так сказать, опустили крылья свои и утомившиеся нервы ослабли. В этом состоянии он прекрасно помнил все, что происходило с его высшим существом и существом низшим, животным. Воспоминание о всем этом вызывало в нем нервное настроение, сопровождающееся некоторой веселостью, часто переходящей в печаль и раздражение.
— Мир — огромная тюрьма, люди, духи, преступники, злодеи, нисшедшие из другого царства, с сердцем, в котором ад страстей и пороков и со слепыми глазами. Мы гордо вступаем в него в розовом венке надежд и грез, но цветы наши с каждым годом обрывают незримые пальцы, и когда отходим, то видим, что они превратились в терновый венец, острыми колючками впившийся, в наше тело…
Он с горечью проговорил последние слова и печально опустил голову. Вдруг по лицу его пробежала нервная дрожь и он воскликнул с сарказмом: