— В моем слабом теле я не могу жить, не могу, monsieur. Оно с каждым днем слабеет и я должна буду вырваться… хотя мне жаль солнца… Мне так хочется погреться на берегу океана — в теплых лучах этого горячего светила. Я буду там одна жить, совершенно одна.
— Я хочу, я должен вас видеть. Не отказывайте мне в этом! — огорченно вскричал Леонид.
— Не знаю, что ответить, — сказала она нерешительно и в глазах ее почему-то выразился испуг. Спустя некоторое время, однако, она, после некоторого колебания, вручила ему свой адрес, написанный на ее карточке.
Идя обратной дорогой, он прочел:
«Медея Руж, близ деревни Лафре, вилла Лекуврер».
V
Единственная непосредственно достоверная реальность есть реальность сознания.
Неделю спустя из поезда, остановившегося близ деревни Лафре, с чемоданом в руке вышел Леонид и направился в единственную бывшую здесь гостиницу. Наняв себе комнату, он переоделся и пошел отыскивать виллу Лекуврер, где находилась Медея. Поселяне, встретившиеся ему по дороге, указали ему на маленький домик, чуть-чуть белеющийся в просвете зелени высоких деревьев.
В голубом просторе, распростершимся над зеленой землей, носился аромат распускавшихся цветов. Рои ласточек кружились над полями и, подымаясь кверху, исчезали в голубой лазури, мелькая черными точками. Стаи скворцов шумно проносились от одного места к другому. Мир казался ликующим, поющим, сверкающим миллионами стрел, посылаемых солнцем, как огромная лира с бесчисленными струнами, к которым прикасаются пальцы невидимых музыкантов. Внизу, за серыми скалами, дышал всей своей необъятной грудью океан, голубой и волнующийся, сливающийся в отдалении с нежно опустившимся на него небесным сводом.
Леонид шел по указанному направлению с легкостью своих двадцати пяти лет. Вид его был ликующим — таким же, как и природа. Он отзывался на ласки бога своего — духа, скрытого в пространстве, — с такой же наивной радостью, как ребенок на ласки матери. Уверенность, что в нем скрыто вечное существо, снова делала его счастливым. Однако же все подобные мысли, все его философские выводы находились теперь где-то в области подсознания. В сознательном, физическом уме его носился образ Медеи. Он жег его и волновал и легкая дрожь пробегала по его нервам.
Скоро он стал подходить к белому домику, находящемуся среди большого сада, идущего к скалистым высоким берегам. Белый старик, подрезывающий сухие ветви большими ножницами, прервав свою работу, приподнял шляпу и стал вопросительно смотреть на него. Когда Леонид объяснил ему, кого он хочет видеть, старик приподнял руку кверху и проговорил: «Слышите? — она играет». Действительно, среди полной тишины в отдалении доносились чуть слышные звуки скрипки. «Идите же так прямо на звуки и вас они приведут к госпоже Медее».
Леонид пошел по направлению к морю. Постепенно звуки делались все более громкими. Сад окончился. Вправо и влево от него шли скалы, колоссальные камни всевозможных очертаний и величин. Кое-где росли деревья. Он поднялся на скалу, спустился вниз и пошел по камням вдоль берега моря. Постепенно звуки делались совсем близкими и западали в душу Леонида как рыданье чьей-то души, носящейся в пространстве первобытного хаоса. Вдруг он внезапно остановился и стал неподвижно смотреть.
Посреди маленькой бухточки, где море голубым полукругом вдавливалось в скалы, на гранитной площадке сидела Медея Руж, в полном самозабвении отдаваясь своей игре. Она была в белом платье, оставляющем обнаженными ее шею и плечи, по которым падали целые волны волос. В этой черной рамке лицо ее, с классически правильными линиями, казалось высеченным из белого мрамора.
Минутами она подымала смычок кверху, как бы прислушиваясь к неумолкаемому пению океана.
Леонид продолжал смотреть.
Она издала несколько сильных рыдающих звуков и снова подняла смычок, как бы ожидая, что ей будет говорить океан.
Он начинал думать, что она разговаривает с ним и что на рыдания ее скрипки океан отвечает ей музыкой, которую слышит только она.
Ее лицо, светящееся какой-то особенной силой, так его влекло к ней, а таинственные действия ее так его трогали и поражали, что ему надо было сдерживать себя всеми силами, чтобы не закричать от боли и очарования. Бессознательно он ступил к ней.
Она взглянула на него и с быстротой спугнутой птицы поднялась. Она стояла, как белое видение, с рассыпавшимися по плечам волнами волос, хрупкая и тоненькая, но с лицом, на котором светился огонь, поднявшийся из глубины ее радостно взволнованного духа.
Спустя некоторое время, оба они сидели рядом на камне.
— Да, я разговариваю с океаном, то есть с существами, которые всюду подымаются над ним, как белые, имеющие человеческие формы, легкие облака. При свете дня они для меня невидимы, но, когда восходит луна, я вижу, как они скользят под горизонтом, обвиваются лентами и иногда носятся по всему океану. Океан наполнен звуками молящими, ликующими, то торжественными, как труба Архангела, то мрачными, как похоронный звон. Видите, monsieur Леонид, какое я странное существо. Больная я девушка — да?
Все это она говорила тихим, нежным голоском, в котором слышались то жалоба, то радостное волнение. Леонид смотрел на нее, охваченный чувством благоговения, восторга и страсти. Это последнее чувство, скрытое от его сознания, подстерегало его, как шпион, чтобы потом наброситься, как коршун.
— Вы такая одна на целые миллионы. Если бы я еще не верил в Бога, то теперь уверился бы в Него, видя его отражение в ваших глазах.
— Monsieur Леонид, не возвеличивайте меня так, прошу вас, — проговорила она, взбрасывая худенькие руки на колени и прислоняясь спиной к скале. — Во- первых, мне делается неловко, во-вторых, физически я действительно совсем больное, даже расслабленное существо, и потому только, может быть, во мне проявляются скрытые способности, в которые, однако же, часто не верят даже психиатры и таких, как я, называют душевнобольными или даже безумными. Наконец, я должна сказать вам, что я далеко не святая, а наоборот — в этом слабеньком теле сжигающая меня жажда…
Она подняла ресницы и на мгновение Леонид увидел ее черные, скрывающие неведомые тайны глаза. Они взглянули пламенем в недра его существа и по всем его нервам пробежали как бы жгучие волны. По бледно-розовым губам ее прошла странная улыбка, выдающая тайну скрытой в ней страсти.
— Под этим жгучим солнцем мне так хорошо. Его лучи, пронизывая мое тело, в тоже время согревают змея жизни, которого я должна распять… В борьбе с ним мне помогают невидимые существа, которые иногда делаются для меня видимы. Поэтому, monsieur Леонид, мне кажется, я напрасно боялась быть с вами наедине… Ведь из этой слабенькой, хотя и греховной храминки я должна буду скоро вылететь, как птичка из разломавшейся клетки… Вы видите сами, что вам остается только потушить в себе пламя, которое веет из ваших глаз…
По губам ее скользнула тонкая улыбка, но Леонид ее не видел. Он смотрел в ее глаза. Она нарочно с видом вызова встречала его взоры, уверенная, что победит скрытый в ее слабом теле огонь.
— Вы меня так очаровываете, что я забываю, кто я, кто вы, где мы находимся, на грешной земле или в Эдеме.
Эти слова, сказанные с задушевной искренностью, ее тронули и, полная этого нового чувства, она продолжала не отрываясь смотреть на него. Жутко-сладостное ощущение охватило его с еще большей силой, хотя в то же время огненный коршун страсти дохнул в нем пламенем. И, глядя не нее, он думал, что и в самом деле не знает, что она за существо: как будто одновременно — из крови и костей — существо видимое и из огня и эфира — скрытое в земном теле.
— Нет, Леонид, не из эфира я, я просто грешное больное существо, — сказала она тихо, с улыбкой.
— Вы читаете мои мысли! — воскликнул он, страшно изумившись.
— Не читаю я их, а чувствую, — ответила она, продолжая смотреть на него. Что-то мучительное, пламенное и жадное отразилось в ее глазах.
— Это солнце страшно жжет! — воскликнула она, содрогаясь и бессознательно вытягиваясь своим худеньким телом, с выражением неги. Как бы в ответ на это в нем пахнуло страстное чувство. В то же время, он был растроган и проникнут каким-то нежным благоговением к ней. В избытке нежности, он стал осторожно проводить рукой по ее волосам. Ему сейчас же послышался легкий треск, исходящий из ее волос, но не обратив на это внимания, он продолжал нежно и бессознательно повторять свои пассы. Вдруг ее голова качнулась. Он с большей нежностью провел рукой по ее волосам. Голова ее еще раз качнулась и мертвенно бледным лицом склонилась на его плечо.