- Все,- сказал Годфруа,- нет больше Аркадии. Кончилась Аркадия. Пойдемте назад в замок, а то, не приведи Бог, и здесь потолок рухнет.
Не успели мы выбраться из подземелья, как за нашими спинами и впрямь стали сыпаться камни. Мы в испуге припустились бежать и, слава Богу, все спаслись.
Наружные разрушения оказались не такими безобидными, как надеялся Годфруа, но и не такими ужасающими, как опасался я. Три ветхих строения сильно пострадали, остальные покрылись трещинами. Трещины появились и на одной из стен храма Гроба Господня, но в основном храм остался цел. На том месте, где примерно находилась вершина Голгофского холма, появилась довольно глубокая трещина. В ней можно было стоять, по пояс высовываясь из земли. Ее поспешили засыпать. Трещины на зданиях в тот же день замазали, а жителям разрушенных лачуг Годфруа выделил деньги на постройку нового жилья.
Он был страшно рад, без конца потирал руки и говорил:
- Ну, теперь остается ждать, что скажут мои советнички. Только бы не помереть до их приезда!
Но окончился этот первый день после годовщины, а предсказание Артефия покамест не сбылось, и я весело подшучивал над Годфруа, говоря, что если он умрет и через двадцать лет, предсказатель вполне может считать смерть наступившей сразу после годовщины взятия Иерусалима, ведь что такое двадцать-тридцать лет для человека, который прожил уже одиннадцать веков.
В отличие от патрона, я не верил, что Артефий это Аполлоний из Тианы, ведающий тайну эликсира бессмертия, я был уверен, что тут обыкновеннейшее мошенничество, а тайный синклит умело водит доверчивого Годфруа за нос с тем, чтобы пользоваться самыми жирными кусками его власти. Я стал уверять его, что достаточно как следует прижать их, и они в испуге разбегутся, как тараканы. Но, увы, я недооценил могущество тайного синклита.
На третий день после празднования Иерусалимской победы, когда все гости уже разъехались, члены тайного синклита объявились в Святом Граде. Утром ко мне в башню Антония прискакал гонец от Годфруа и сказал, что патрон хочет видеть меня и всех моих тамплиеров немедленно в замке Давида. Я понял, что происходит или ожидается какое-то важное событие, тотчас же объявил тревогу, и не более, чем через полчаса все тамплиеры в полном вооружении скакали по улицам Иерусалима к Давидову замку. Я ехал впереди всех, держа над собой знамя Христа и Храма. Следом за мною скакали мой новый оруженосец Бернард, командор Роже де Мондидье со своим оруженосцем и тремя коннетаблями, командор Алоизий Цоттиг с двумя коннетаблями и командор Клаус фон Хольтердипольтер с одним коннетаблем. Когда наш немногочисленный но крепко сколоченный отряд подскакал к воротам Давидова замка, они оказались наглухо запертыми и большое количество стражи охраняло их, причем среди стражников я не увидел ни одного знакомого лица, и это сразу показалось мне подозрительным. Затем я отметил, что это не крестоносцы, поскольку белые кафтаны их были перехвачены красными поясами, а кресты на левом плече отсутствовали почти у всех. Один из немногих, у кого были кресты, бросился к нам навстречу и объявил, что по приказу защитника Гроба Господня никому нельзя въезжать в замок. Рискуя совершить опрометчивый шаг, я воскликнул:
- Ложь! Измена! Или вы пропустите нас, или мы перебьем вас всех и силой прорвемся в замок.
Лицо стражника окрасилось злобой, он повернулся к своим и крикнул им что-то по-арабски. Теперь-то уж я точно знал, что не совершаю ничего опрометчивого. Я направил Шарканя прямо на стражника и взмахнул Мелодосом.
- Вперед! - скомандовал я своим тамплиерам.- Это бунтовщики! Бейте их! Христос и Храм!
Разрубив голову стражнику, я ринулся на его подчиненных. Стражники, а их было человек тридцать, нисколько не испугавшись, заняли оборону. Но наша решимость сыграла свою роль - потеряв единственного коннетабля у Хольтердипольтера и моего нового оруженосца, мы перебили половину стражников, из коих я лично зарубил пятерых. Остальные все же сдались и отворили нам ворота, бормоча что-то по-арабски. Впустив нас во дворец, эти сдавшиеся стражники кинули нам вслед камни и вновь заперли ворота.
Оказавшись в стенах замка, мы сразу же устремились к главной цитадели. Здесь я увидел своих - отряд рыцарей Христа и Гроба во главе с Робером де Пейном охранял вход в цитадель.
- Рыцарь Христа и Храма? - произнес, увидев меня, Робер.- В чем дело?
- Где Годфруа? - спросил я.
- Он заседает со своими советниками, которые просили их не беспокоить.
- Робер, это измена! - воскликнул я.- Они хотят расправиться с Защитником Гроба Господня. Если вы не верите мне, то мы можем вместе отправиться туда. В случае, если моя паника ложная, я обещаю сложить с себя полномочия рыцаря Христа и Храма.
- Я имею приказ никого не впускать в цитадель,- твердо заявил Робер.
- В таком случае нам придется применить силу! - вместо меня крикнул одноглазый Роже.
- В таком случае мы будем сопротивляться,- ответил рыцарь Христа и Гроба.- Сепулькриеры! К бою!
В эту минуту командор Хольтердипольтер применил к рыцарю Христа и Гроба свой прославленный прием - выпрыгнув из седла, он на лету развернул плащ, рухнул на Робера, накрыв его плащом и быстро связав концы плаща так, что де Пейн оказался в ловушке. В следующий миг он своим поясом связал руки Робера за спиной. Застигнутый врасплох рыцарь Христа и Гроба ревел, как бык, лежа на ступеньках с головой укутанной плащом моего командора. При виде столь ловкого трюка, проделанного Хольтердипольтером, сепулькриеры несколько опешили.
- Друзья мои! Соратники! - обратился я к ним.- Я - граф Зегенгеймский, вы помните меня по всем битвам. Я уверяю вас, что нашему вождю, великому Годфруа, грозит смертельная опасность. Если мы с вами сейчас схлестнемся, это будет непростительным безрассудством. Скорее - спасем Защитника Гроба Господня, или потомки не простят нам нашей глупости.
Моя речь, плюс нелепое положение, в котором оказался сенешаль Робер де Пейн, возымели свое действие, сепулькриеры пропустили нас и сами последовали за нами.
Мы довольно быстро нашли залу, в которой заседал синклит. Четверо стражников в белых одеждах и красных поясах охраняли вход, но, увидев нас, они расступились, понимая, что сопротивление бесполезно. Я первым распахнул двери и вошел в залу. То, что я увидел, поразило меня. Посреди залы стоял круглый стол, накрытый черной скатертью. В центре стола лежала вырезанная из красной материи звезда макрокосма, а на ней была установлена мертвая оскаленная голова с черными провалами глазниц и носа. Вокруг стола восседало человек двенадцать-тринадцать, среди которых я знал только самого Годфруа, Артефия, Папалиуса, Ормуса и графа Шампанского. Остальные были мне неизвестны. Все собравшиеся были в белых одеждах. На столе перед каждым стоял высокий стеклянный бокал с красной жидкостью, похожей на кровь.