- Отлично,- ответил Генрих.- Сегодня в полночь около входа в Кафедральный собор. Ах да, я же забыл, что вам, евреям, нельзя входить в христианские храмы.
- Мне нельзя, а князю князей можно,- ответил Нафтале с важностью, на что бывший император подивился:
- Ишь ты! Смотри-ка!
Узнав от парнаса все эти новости, я отправился для начала к своим тамплиерам и распорядился, чтобы в полночь они заняли удобные позиции неподалеку от Кафедрального собора и проследили, выйду ли я потом из него или нет. А если не выйду, чтобы постарались выяснить, что со мной произошло. Затем я вновь отправился в Юденорт к моему неожиданному союзнику, где он облачил меня в какую-то черную тунику особого покроя, которая не слишком бросалась в глаза, но и вместе с тем отличала меня от других людей. Темно-синий плащ, покрывший мне спину и плечи, Нафтале заколол фибулой, на которой была изображена звезда Давида, так что теперь, учитывая, что палец мой украшал условленный перстень, я был оснащен всевозможными символами, как заправский маг и колдун. Слава Богу, нательный крест, таящийся у меня на груди, оставался надежной защитой противу всех темных сил.
На голову Нафтале-бен-Елеазар нахлобучил мне какой-то круглый шлем, с которого спускалась сетка, настолько мелкоячеистая, что если лицо мое трудно было распознать за нею, то и я с большим трудом мог рассмотреть окружающий меня мир. Незадолго до полуночи в сопровождении тех самых двух неприятных молодых людей, что сидели в разных углах, когда мы впервые встретились с Нафтале-бен-Елеазаром, я отправился к зданию Кафедрального собора. Семнадцать лет прошло с того дня, когда я шел сюда, надеясь не только увидеть свадьбу Генриха и Адельгейды, но и познакомиться как можно ближе с милой крестьянской девушкой, чья красота тронула мое сердце. Сколько превращений претерпела та девушка за эти годы - сначала она превратилась в саму императрицу Адельгейду, потом оказалось, что она Евпраксия, затем она стала моей Евпраксией, потом она нянчила детей моего отца и ждала меня из крестового похода, а потом... Лучше было не вспоминать, что произошло потом.
У дверей собора нас встречал мой старый знакомый, Гильдебрант Лоцвайб. Он несколько состарился с тех пор, как я видел его в последний раз, облысел и обрюзг. При виде нас он с важностью попросил показать ему перстень, и когда я показал, он повел меня одного за собой в здание храма. Впервые в жизни, входя в христианский храм, я не осенил себя крестным знамением, дабы не испортить роль жидовского князя, которую мне пришлось волей-неволей исполнять. Храм был пуст, сегодня здесь даже не проводили предпраздничную службу под предлогом каких-то срочных работ. Вообще, я уже слышал, что здесь давно, проводятся какие-то странные работы, суть которых известна лишь очень и очень немногим жителям Кельна. Шагая впереди меня, Лоцвайб с некоей многозначительностью оглянулся, и мне от всей души захотелось двинуть ему в челюсть, но я, разумеется, сдержался. Мы прошли в один из правых пределов храма. Здесь, в отличие от всего собора, было пустынно, лишь двое рыцарей с тяжелыми ломами в руках охраняли одну из могильных плит у самой стены. Полустершаяся надпись на плите свидетельствовала, что здесь похоронен какой-то Беерлин, насколько я мог рассмотреть сквозь мелкую сетку, покрывающую мое лицо.
- Открыть! - скомандовал Лоцвайб, и двое рыцарей, умело орудуя ломами, отодвинули могильную плиту, под которой оказался спуск в подземелье. "Вновь подземелье! - воскликнула моя душа. - Ну сколько же можно!" Но ничего не оставалось делать. Лоцвайб показал мне, что следует спускаться вниз, и я шагнул туда, а он на сей раз шел у меня за спиной. Могильная крышка задвинулась над нашими головами, и мы погрузились в кромешную тьму.
- Продолжайте спускаться и ничего не бойтесь,- сказал мой сопровожатый.
- Мне нечего бояться в этой жизни,- ответил я Лоцвайбу, стараясь как можно лучше изобразить еврейский акцент.
Мы продолжали спускаться по ступенькам до тех пор, покуда они не кончились, и я чуть не упал, когда под ногой у меня не оказалось следующей ступеньки. По обе стороны от меня был узкий коридор, в дальнем конце которого я увидел тусклый свет. Отойдя дальше, я пытался определить, в какую-же сторону ведет это подземелье - то ли в сторону Рейна, то ли под Юденорт, то ли под Римские ворота, и, наконец, пришел к выводу, что мы движемся на север, наверняка прошли за городскую черту и находимся где-то под развалинами старинного замка Меровингов. Мы шли еще несколько минут, покуда не стало почти светло. Наконец, коридор кончился еще одной каменной лестницей, спускающейся вниз спиралью, которая состояла из нескольких кругов - не то девяти, не то десяти - и внизу оканчивалась круглой площадкой. Взору моему представилась знакомая картина: на этой круглой площадке стоял стол, вокруг которого при свете девяти факелов сидели люди в белых одеждах. Еще находясь наверху, я сумел различить, что в центре стола лежит красная пятиконечная звезда микрокосма.
- Идемте вниз,- оказал Лоцвайб, и мы стали спускаться по ступенчатым кругам спирали, закручивающейся книзу, отчего каждый круг был меньше предыдущего и больше следующего. Меня не могли не заинтересовать надписи на стене, вдоль которой мы двигались. Возможно, я путаю порядок их, но вот те, которые запомнились мне: ACHERONTIS, LIMBUS, ABBADON, BELIEL, STIGMA, FLAGITIUM, FLAMMA, ASTAROTH, DITIS, SODOM, ASMODEUS*138 [АХЕРОНТ, КАЙМА, АВВАДОН, ВЕЛИЭЛЬ, ПОЗОР, БЕСЧЕСТЬЕ, ПЛАМЯ, АСТАРОТ, ДИТИС, СОДОМ, АСМОДЕЙ (лат.).] и так далее, все в таком же роде. Кроме того, было множество надписей на древнееврейском, а также всяческих символов, многие из которых были мне непонятны. Несколько раз мне попадался и лабарум, что было довольно странно в соседстве с прочими надписями и значками. Чем ниже мы спускались по сужающейся спирали, тем лучше я мог разглядеть, что происходит внизу. Когда до площадки, на которой стоял стол и сидели люди в белых одеждах, оставалось только три круга, я уже мог слышать их голоса и видеть все в подробности. Картина сделалась еще более знакомой - в центре микрокосма лежал пожелтевший череп, собравшиеся пили из высоких бокалов темно-красное вино, похожее на кровь, а среди собравшихся я узнал, во-первых, самого Генриха, рядом с которым сидела его жена Алиса, во-вторых, Артефия и его ученика Папалиуса, а в-третьих, несколько других членов тайного синклита, разогнанного мною и Годфруа в тот роковой день, когда защитник Гроба Господня скончался в ужасных муках.