Нарядные дамы, стоящие по левую сторону, с любопытством поглядывали на лица мужчин. Несколько беглых взглядов уловил я и на своей невзрачной персоне и со вздохом поспешил присоединиться к обществу столь же небогато одетых рыцарей, как я сам. Взор мой с нетерпением устремился вперед - туда, где перед входом в храм стоял император, а слева от него императрица. Пред ними возвышалась фигура архиепископа Гартвига, который уже начал церемонию обручения.
Если бы я нашел свою утреннюю незнакомку и если бы я даже ухитрился провести ее мимо стражи во внутренний дворик собора, я никак не смог бы подвести ее к врачующимся ближе, чем стоял сейчас. А сейчас от меня до новобрачных было не менее пятидесяти шагов. Они были повернуты спиной ко всем, на головах у них сверкали императорские венцы, с плеч спускались роскошные плащи из аксамита. Архиепископ, стоя на ступеньку выше них и потому возвышаясь над Генрихом на целую голову, был в белоснежной митре, обильно изукрашенной золотом, и в паллиуме6, усыпанном драгоценными каменьями. Он громко исполнял обряд, так что слова его доносились довсюду:
- ...пред лицом Господа Бога нашего и ангелов Его, и всех святых Его, и пред лицом Церкви,- возглашал он по-немецки,- соединить в одном теле два тела - этого мужа и этой жены, и пусть они будут единым телом, в котором сочетаются две души законным браком во славу Господню.
Затем он воззвал ко всем предстоящим людям:
- Взываю ко всем вам, предстоящим и молящимся, именем Отца и Сына и Святого Духа, если кто-то из вас знает причину, по которой эти двое не могут стать мужем и женой и соединиться в законном браке, пусть знающий таковую причину открыто назовет ее.
Присутствующие отвечали на сие воззвание молчанием, и лишь где-то неподалеку от себя я услышал, как кто-то кому-то стал шептать что-то и затем оба захихикали. Я повернул голову вправо и увидел двух хихикающих. Одного из них я знал - это был граф Гильдерик фон Шварцмоор, отменный красавец и храбрец, с которым я познакомился в первый же день, когда был принят императором. Шушуканье и смех в столь торжественную минуту показались мне неуместными и неприличными. И не только мне - многие с укоризной оглядывались на Гильдерика и его приятеля, так что им пришлось быстро смахнуть со своих лиц улыбки.
Тем временем архиепископ спросил сначала Генриха, потом Адельгейду, знают ли они друг за другом что-либо такое, что могло бы помешать им заключить брак, и, получив отрицательные ответы, Гартвиг громко спросил:
- Согласен ли ты, Генрих, взять в жены эту женщину, будешь ли ты любить ее, уважать ее, заботиться о ней и охранять ее в здравии и в болезни, как подобает мужу относиться к жене, забывая всех ради нее, согласен ли ты блюсти себя ради нее столько лет, сколько отпущено вам обоим Господом Богом?
- Согласен,- громко и весело прозвучал ответ императора, и я вновь умилился, какой приятный и мужественный был у Генриха голос.
- Согласна ли ты, Адельгейда, взять в мужья этого человека, согласна ли повиноваться ему и служить ему, любить, уважать и хранить его, в здравии и болезни, как подобает жене относиться к мужу, забывая всех ради него, согласна ли ты блюсти себя ради него столько лет, сколько отпущено вам обоим Господом Богом?
- Да, согласна,- прозвучал чистый и тонкий, взволнованный голос императрицы. Ей покрыли платком правую руку, подвели к Генриху. Тот просунул свою правую руку под платок и, взяв руку невесты, стал повторять вслед за архиепископом:
- Я, император Римской Империи Генрих Четвертый, беру в жены Адельгейду, дабы она была при мне в счастье и горе, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, покуда смерть не разлучит нас, если святая Церковь благословит наш брак. И в этом я даю ей свое слово.
Затем невеста принялась повторять за Гартвигом:
- Я, императрица Римской Империи Адельгейда, беру в мужья Генриха, дабы быть нежной и послушной женою, делить с ним ложе и стол в счастье и горе, в богатстве и бедности, болезни и здравии, покуда смерть не разлучит нас, если святая Церковь благословит наш брак. И в этом я даю ему свое слово.
Вынесли Библию, и Генрих возложил на нее кольца, золотые и серебряные монеты. Архиепископ освятил их, после чего император, взяв кольцо и монеты, промолвил:
- Обручаю тебя этим кольцом, даю тебе это злато и серебро и отныне тело мое и все имущество мое принадлежит тебе так же, как мне.- Он надел ей кольцо на большой палец.- Во имя Отца...- перенес кольцо с большого пальца на указательный,- ...и Сына...- с указательного на средний,- ...и Святого Духа... - со среднего на обручальный палец,- ...аминь!
Адельгейда повторила то же самое, обручая Генриха. Обрученные склонили головы и Гартвиг стал читать по-латыни благословение, затем псалом, затем "Слава Отцу и Сыну и Святому Духу", "Господи помилуй", литанию и еще два раза благословение. На сем чин обручения кончился, Гартвиг повернулся спиной к новобрачным, являя всем присутствующим великолепный парчовый плувиал, покрывающий его плечи и спину, с вышитым золотом Христом на троне в окружении святых и праведников? Прочитав короткую молитву, Гартвиг двинулся внутрь храма для совершения таинства венчания, за ним последовали Генрих и Адельгейда, все диаконы и служки, а потом уже гости. Обширный храм вместил в себя всех собравшихся. Я входил среди последних и, оглянувшись, увидел, как во двор, где мы только что стояли, начинают вносить огромные корзины цветов. Под высокими сводами храма было прохладно, и я вздохнул с огромным облегчением, успев изрядно вспотеть за все это время. Молодых подвели к алтарю и поставили на колени пред скульптурным распятием, которое почему-то, как я уже знал, называлось "крест из Геро". Начался обряд венчания, служба теперь целиком шла на латыни, и я, хоть и знаю латынь, но очень скоро отвлекся. Мысли о молоденькой крестьянке вновь посетили меня.
У меня было какое-то странное чувство, будто она где-то рядом, и я даже испугался - не погибла ли она и не летает ли душа ее вкруг меня? Но я гнал от себя это чувство, стараясь внушить себе, что еще увижусь с милой девушкой и успею не раз сказать ей, как она мила мне.
И мечта еще дальше понесла меня, мне привиделось, что не Генрих и Адельгейда, а эта девушка и я стоим перед алтарем под скульптурным распятием, вступая в брак, сулящий нам счастье и радость любви. Потом мысли мои унеслись и вовсе в некую необъяснимую высь и даль, и я не заметил, как обряд бракосочетания приблизился к завершению. Всех, кто стоял ближе к дверям храма, попросили выйти наружу, там выстроили в два ряда и дали каждому по корзине, наполненной лепестками роз. Мало того, все с изумлением увидели, что внутренний двор собора полностью устлан всевозможными цветами, благоухание которых наполняло легкие веселым ароматом. Множество музыкантов спряталось между колонн боковых галерей, и как только новобрачные вышли из храма, арфы, рожки и флейты заиграли громкую торжественную мелодию.