- Воины Христовы! Настал час нашего спасения. Господь Бог Вседержитель и Сын Его, сладчайший Иисус, посылают нам великое знамение милости своей. Этот бывший бедный крестьянин по имени Пьер Барто, ставший рядовым воином-крестоносцем и доблестно исполнявший свою тяжелую службу в наших рядах, сподобился великой милости Божией. Сегодня ночью он стоял в охране моего дома, где я сторожил знамя Святого Петра, ведшее нас от победы к победе. Все мы отпраздновали как могли вчера день славных и всехвальных первоверховных апостолов Петра и Павла. А сегодня, как вы знаете, не менее торжественный день, когда мы отмечаем собор славных и всехвальных двенадцати апостолов, учеников Господа нашего Иисуса Христа. И вот, ночью, когда мы все спали, двенадцать учеников Спасителя выбрали этого рядового крестоносца по имени Пьер Барто и явились к нему все вместе во всем сиянии. Святой Андрей, обращаясь к Пьеру Барто от имени всех апостолов, сказал ему следующее: "Здесь, в Антиохии, в церкви Святого Петра, на большой глубине зарыто то самое копье, коим римский легионер Лонгин пронзил тело распятого на кресте Спасителя. Возьмите это копье,- сказал Пьеру Барто апостол,- и выйдите с ним из городских ворот, и оно даст вам победу над врагами". Пусть же теперь начальники всех главных отрядов нашего воинства в сопровождении святых отцов отправятся в церковь Святого Петра и исполнят приказание апостолов. С нами Бог, разумейте языцы!
После этой речи толпа хлынула в сторону церкви Святого Петра. Я сподобился оказаться в числе сорока рыцарей, принявших участие в раскопках. Покуда мы работали лопатами, священники беспрестанно читали над нашими головами молитвы и распевали псалмы. Тяжелее всего было расшатать и поднять огромные каменные плиты, покрывавшие пол церкви, на это потребовалось около двух часов. Затем, едва мы углубились под землю, там обнаружилось еще одно каменное покрытие, правда не такое крепкое, и с ним мы справились быстрее. Еще глубже оказался третий пол, сделанный из широких плах ливанского кедра. Тут снова пришлось попотеть, дерево почти не поддалось никакому гниению, хотя столько веков пролежало в земле. Дальше никаких перекрытий не было, мы продолжили рыть и довольно далеко углубились под землю. Многих охватило отчаяние. Яма была уже в два человеческих роста, а желаемая реликвия все не обнаруживалась. Помню, как я подумал: "Видела бы меня сейчас моя Евпраксия!" - и вдруг работающий рядом со мной Дигмар Лонгерих наткнулся острием своей лопаты на поверхность небольшого сундука, обитого бронзой.
- Есть! Вот оно! Нашли! - закричали все мы из глубин вырытой нами ямы, вытягивая сундук из недр, столько столетий хранивших его. Мы передали находку наверх, и покуда там епископ Адемар своею рукою открывал сундук, мы успели выбраться из ямы и увидели, как крышка сундука распахнулась и трясущиеся руки папского комиссара извлекли на свет наконечник старинной римской пики, покрытый тонким слоем ржавчины.
Что потом происходило, не поддается никаким описаниям. Копье Лонгина было вынесено на обозрение толпы, которая, взревев от восторга, ринулась вооружаться и надевать доспехи. Я тоже, чувствовал себя пьяным от благоговейного восторга и бежал вместе со всеми в расположение своего отряда, чтобы поднимать его и вести в бой. Я не помню ни одного слова, которое бы я говорил тогда или которое бы мне говорили, все превратилось в единый бессловесный восторг. И потом я скакал на Гелиосе, своем новом коне чистых арабских кровей, летучем, как соколы у Матильды Тосканской. Я размахивал своим новым Канорусом, который я так-же приобрел здесь, в Антиохии, и кричал одну-единственную фразу:
- С нами Бог, разумейте, языцы!
Сражение под стенами Антиохии оказалось, вопреки возможным ожиданиям, недолгим. Странно было видеть, как огромная, хорошо вооруженная и сытая сельджукская рать в испуге отступает под натиском голодной, почти не организованной, обезумевшей толпы крестоносцев, вырвавшихся из ворот города. Впереди всех, сжимая в руке древко, на которое был насажен наконечник копья Лонгина, скакал Боэмунд Тарентский и Антиохийский. Он не дрался этим копьем, а лишь размахивал им, и страшный вид его пугал сельджуков так, что они ни разу не попытались вступить с ним в бой. Вскоре основное войско Кербоги поддалось неописуемой панике и лишь одиночные поединки между рыцарями и сельджукскими всадниками вспыхивали то там, то сям. К вечеру все было кончено, какое-то время мы еще преследовали убегающего врага по берегу Оронта, но сил у нас оставалось мало, и большинство сельджуков спаслось бегством. Многие из нас, вернувшись в Антиохию, тотчас же падали без сознания где придется, настолько мы были истощены голодом, переживаниями и битвой. То же случилось и со мной. А когда я очнулся, мой милый Аттила тряс меня за плечо и протягивал миску со свежесваренными бобами, и аромат этих бобов был ароматом небес.
Глава X
ЕВПРАКСИЯ
- Неужели это действительно было то самое копье, которым римский легионер пронзил тело Иисуса? - спросила хозяйка замка Макариосойкос, когда я дошел до этого места в своем рассказе о крестовом походе. Вот уже третий вечер подряд я рассказывал прекрасной Елене, служанке Крине, военачальнику Николаю, его жене Эвридике, хасасину-неудачнику Жискару и стихотворцу Гийому обо всем, что довелось испытать нам с Аттилой в крестовом походе. Из жалости к Аттиле я опускал подробности его любовных похождений, а в общем-то, делал это напрасно, ибо несносный рыцарь Газдаг то и дело перебивал меня, и хорошо, если дополнял мое повествование чем-либо существенным, в основном же делал раздражающие меня поправки и бессовестно спорил. Вот и теперь, когда я так вдохновенно поведал о чуде с копьем Лонгина, он не удержался от мерзких комментариев:
- Вряд ли то самое,- ответил он вместо меня на вопрос Елены.- То копье наверняка давно уже где-то изоржавело и растворилось в земле. На другой же день, как только мы отогнали басурманов от Антиохии, пошли основательные слухи о том, что копьецо было заранее закопано французиш... хм! - Аттила покосился на Жискара и Гийома,-... французами Раймунда. Этот старик Раймунд такая хитрая бестия. Взял и притворился больным, а сам придумал это чудо и приказал тайком закопать старую железяку, никакого отношения не имеющую к копью Лонгина. Не спорьте, сударь, вы сейчас станете утверждать, что вам пришлось пробиться через три слоя напольных покрытий храма, которые были целехонькие и невозможно было закопать железяку, не вскрыв эти перекрытия. А я вам скажу: е-рун-да! Спокойненько можно было подкопать под церковь Петра сбоку, откуда-нибудь со стороны, достаточно только сделать точный расчет, вот вам и вся недолга. Я сам видел свежевскопанную землицу неподалеку от той церкви. Может быть, и я бы тоже поверил в чудо, если бы не знал о хитрости Раймунда Тулузского и всей его шатии-братии. А то ведь, вообразите, судари и сударыни, что началось сразу же после того, как мы прогнали поганого Кербогу. Тотчас же французы взбунтовались и стали требовать, чтобы вся власть была передана им, поскольку ихний гунявый Пьер Барто сподобился увидеть апостолов. Почему это я никогда не вижу апостолов? Этак и я бы давно сделался каким-нибудь пророком или королем. До чего дошло! Многие требовали, чтобы Боэмунд, которого я не люблю, но рыцарь он доблестный, тут уж ничего не скажешь, и в многих битвах проявил необычайную доблесть... Чтобы Боэмунд передал титул князя Антиохийского этому паршивому Пьеру Барто. Вы только подумайте! Боэмунд захватывает хитростью Антиохию, он же первым скачет с копьем Лонгина на басурман и гонит их во все шеи, а титул отдайте какому-то крестьянишке, который, понимаете ли, видит сны. Этак каждый сны начнет видеть, титулов и Антиохий не хватит. Ну, он, разумеется, отказывается, Пьер-то этот, а требует, чтобы князем Антиохийским был объявлен укушенный тарантулом граф Раймунд Сен-Жилль. Причем этот мнимый больной уже, оказывается, воскрес, как тот расслабленный из Евангелия, и ходит92. Начинается новая заваруха и попахивает вторым Тарсом. Ко всему прочему приезжает со своими людьми брат Годфруа Буйонского Бодуэн, личность - не приведи Бог какая разнузданная. Он, покуда мы осаждали Антиохию и претерпевали всяческие муки, успел отхватить себе лакомый кусок - завоевал богатый город Эдессу и основал там собственное графство.