Разбойник одними глазами кивнул.
– Зачем Диннерану философ? Да еще глупый?
– Я не философ… – прошептал разбойник.
– Вот и мне показалось, – всадник убрал оружие, – что для философа ты слишком болтлив. Ладно, дурак. За мной!
– Слушаюсь… – разбойник осторожно потрогал горло.
– Значит, ты бывший целитель, – всадник подошел к коню, ласково потрепал его по холке и полез в седло. – Неделю дежуришь здесь, потом уходишь с шайкой на север, к большой дороге. Босяки твои промышляют мелкими грабежами, а ты противоуказно лечишь больных по деревням. А тут караулит другой горе-разбойник из учеников Диннерана. И так по очереди.
– Совершенно верно, – разбойник на глазах оживал.
– Отсюда рукой подать до приграничных крепостей, но их командиры делают вид, будто вашей лесной школы целителей и лечебницы не существует.
– Ну, как бы… Да.
– Не так уж плохо вы устроились для изгоев, а? Все могло обернуться гораздо хуже, верно?
Разбойник неопределенно хмыкнул.
– Все должно было обернуться гораздо хуже! – бросил всадник сверху вниз, пуская коня шагом. – Если бы указы короля исполнялись в точности. Эй, философ! Держись за стремя.
– Ага, а чуть что не так, вы меня сапогом по морде…
– Как они быстро понимают свое место… – сказал всадник в сторону. – Не бойся, дурак, я два раза не бью.
– В метрополии говорят «второй раз бью по крышке гроба», – сообщил разбойник, заметно веселея.
– У них дерева много, хватает на гробы. И не ври, господа так не говорят, даже в метрополии. Мы не стучим по гробам. Мы в них загоняем.
– А вы простой, – разбойник перешел на доверительный и почти что подобострастный тон.
– Всю жизнь с солдатами, – скупо объяснил всадник. – Вот сейчас вконец опростею – и по морде сапогом! Давай, рассказывай. Теперь ты под «пятью словами».
– Я бакалавр, ученик Дина. Ездил в метрополию и на Острова знакомиться с тамошними достижениями. Говорили, только не сочтите за похвальбу, что у меня хватит способностей и прилежания стать помощником Дина. Я вернулся, чтобы закончить магистратуру, и…
– И не нашел университета на месте.
– Не нашел… – разбойник шумно вздохнул. – Ни университета, ни товарищей, да просто ни одного ученого человека. Это была моя жизнь. И ее растоптали. По безумной прихоти короля и приказу Эгберта. Ладно я, а народ-то за что пострадал? Ведь теперь, пока целителя отыщешь, уже могилу копать пора… Извините. Больно.
– Не тебе одному. Правда ли, что Диннеран изучил белую лихорадку так глубоко, как об этом болтают?
– Всесторонне, мой господин.
Всадник чуть нагнулся и посмотрел на разбойника.
– Когда ты вернулся с Островов?
– Пять лет назад.
– Сюда гляди.
Всадник сдернул с головы берет, до этого натянутый по самые уши. Обнажилась короткая военная стрижка – густые, но совершенно пегие волосы. Некрасивая, мертвенная седина.
– Я командовал на южной границе, там у нас были трудности, если ты помнишь, – сказал он, выпрямляясь и снова надевая берет. – Я тоже вернулся пять лет назад. Ты не нашел своей школы, я не нашел семьи. Ни жены, ни детей. Белая лихорадка.
– Вы… Тоже потеряли все…
– У нас с тобой немного разное все, не находишь?
– Простите, мой господин, я не хотел! – Разбойник горестно покачал головой. – Слушайте, я правда дурак. Приношу вам нижайшие… Но что вы такое задумали? Зачем вам просить за Младшего?! Жалко, конечно, мальчика, но ведь сама жизнь наказывает короля!
– Полегче, философ!
– Молчу, – разбойник несогласно пожал плечами.
– Что ты знаешь о белой лихорадке?
– Все необходимое, мой господин. Если мне позволено будет объяснить – уже после разгона университета Дин завершил наставление по белой лихорадке. Мы распространяем его в списках, и теперь любой бакалавр…
– Ты освоил ее лечение? Сам можешь вылечить?
– Да, мой господин. Увы, я пока недостаточно опытен. Работаю только вблизи. Мне нужно видеть больного и прикасаться к нему.
– Ты о чем подумал, дрянь?! – рявкнул всадник.
– Нет! – крикнул разбойник, отпрыгивая и закрывая лицо руками. – Нет! Простите, мой господин! Но я… Я совсем запутался. Я так хотел бы помочь вам!
Всадник остановил коня. Болезненно кривя бровь, всадник разглядывал трясущегося разбойника.
– Это похвально, – сказал он наконец. – И хватит ныть. Не люблю.
– Самое мучительное для целителя… – пробормотал разбойник сквозь ладони, – когда ничем не можешь помочь.
– Для военного тоже, – бросил всадник.
– Когда опоздал к больному… Или просто еще не умеешь. Теперь представьте, каково целителю, которому запретили исполнять его долг! Каждый день, каждый час я чувствую, как гибнут люди!
– Это для всех одинаково, дурачина, – сказал всадник мягко. – Это тоже вроде правила. Оно бьет по всем. И чем лучше знаешь свое дело, тем больнее из-за потерянных возможностей. Не успел, не сумел, запретили… Думаешь, мне не запрещали исполнять то, для чего я предназначен? Много раз. А теперь поехали. И довольно тут шмыгать носом!
– Виноват, мой господин, – покорно согласился разбойник, шмыгая носом.
Некоторое время они молчали. Лес вокруг то редел, то густел, становился выше, ниже. Солнце перевалило за полдень.
– Ты меня больше не ненавидишь? – вдруг спросил всадник.
– Нет, мой господин! – выпалил разбойник.
– Это делает тебе честь, – сказал всадник и опять надолго умолк.
Дорога стала тропой. Разбойник и конь равномерно топали, всадник, казалось, задремал в седле.
Конь навострил уши и тихо фыркнул.
– Кошелек или жизнь!!! – рявкнули из чащи.
Разбойник не успел толком испугаться, а всадник уже сорвал с пояса туго набитый мешочек и метнул его сквозь зеленую стену. Раздался удар, что-то грузно упало.
– Кошелек, кошелек, – согласился всадник.
Разбойник подобрал челюсть и поспешил напустить на себя озабоченный и деловитый вид.
– Один другого тупее, – сказал всадник недовольно. – Где ты их таких находишь? Прямо жалко кошелька.
– Здесь нет засады. Это не мой человек. Приблудный какой-то.