Я скорчила печальную рожицу и встала, намереваясь уйти. Ещё перед этим чудо-подростком я не отчитывалась.
Интересно, эта малютка-Матильда расскажет братцу, что я интересовалась тайными ходами?
Хотя не дурак же граф, наверняка понимает, что я, как похищенная, должна интересоваться.
Хотя почему не дурак?
И да, леди здесь не сбегают. Они сидят смирненько в башне и не общаются с похитителями. И Святое Писание почитывают. Для расширения кругозора, а то из окна нифига не видать.
Не, я не настоящая леди, совсем нет. И что б мне никогда ей не стать!
***
Меня снова пригласили на ужин. Когда до графини-матери дошло (чую, служанка настучала), что я уже который день нормально не ем, меня решили кормить насильно. То есть самолично и на ужине, глаза в глаза.
Перспектива меня, естественно, не радовала, и я морально готовилась к экзекуции сначала в библиотеке, где с лёгкой руки графини же (точно-точно, её) была проведена ревизия и, например, убраны все нормальные интересные книги, кроме тех, что по Святому Писанию. Госпожа графиня, похоже, решила строить меня, как и дочку. Наверное, увидела в этом некою Божью волю. Типа как вернуть в лоно добродетели неразумных и заблудших овечек.
Овечка-я в который раз перечитывала пыльные средневековые истории местных святых и уже начинала мечтать об “Амаретто”. Просто чтобы посмотреть, как длинная физиономия госпожи-хозяйки Перевала ещё сильнее вытянется, когда я эту “погань развратную” открою. А ещё меня теперь все и каждый посылали-сопровождали в местную часовенку - помолиться о себе, муже и чистой душе моего будущего (и, хм, по-моему, весьма гипотетического) ребёночка. Сбежать удавалось отнюдь не каждый раз, и удирала я обычно в сад. Но когда вечерело и холодало, приходилось возвращаться добровольно.
Вот и сейчас я в который раз подула на озябшие руки в перчатках, полюбовалась на облачко пара, на закат, ярко блещущий в затянутом пеленой небе и, ёжась, побрела в каминный зал. Точнее, сделала вид, что побрела - слуг по дороге встретилось странно мало, наверное, всей гурьбой ужин нам готовят. Так что я как бы случайно отступала к Девичьей башне - сейчас шмыгну в свою спальню, укроюсь покрывалом и претворюсь, что сплю. И не будет мне сегодня ужина под присмотром педантичной графини. Так-то.
В башне тоже было странно тихо. Настолько, что я на цыпочках, чтобы эту мёртвую тишину не нарушать, подобрав юбки, прокралась по ступенькам и замерла в закутке. Около моей комнаты стояли солдаты в чёрных кольчугах. Дверь была приоткрыта, и оттуда доносилась ругань на азвонском и шорох, и ещё звук чего-то тяжёлого, падающего. Похоже, книг.
Та-а-ак…
Я ещё тише, зажав рот рукой, хотя эти, у двери и так вряд ли бы услышали, бочком, бочком стала спускаться… и расслышала внизу шаги. Кто-то в тяжёлых, явно мужских сапогах грохал по ступенькам, поднимаясь.
Выхода не было, я метнулась влево, в узкий коридорчик, и шмыгнула в приоткрытую дверь - по-моему, как раз покои графини или её дочери - очень тихие, значит, пустые. Тут же прижалась к двери и подумывала уже, не закрыть ли дверь на засов - на всякий случай, - когда взгляд случайно прошёлся по комнате.
Хорошо, что я закрывала рот рукой.
И графиня, и её дочь были тут - лежали у забранного фигурной решёткой окна. Одна со вспоротым горлом, другая со здоровенной раной в животе. Крови под ними натекло почти к порогу.
И обе смотрели на меня мёртвыми стеклянными глазами.
Твою мать! Точнее… Requiem… Domine…
За дверью загрохотали, заорали и зазвенели клинками.
Я без сил прислонилась к стене, слишком хорошо понимая, что это всё значит.
Нет… Я ещё не хочу умирать!
***
Дверь никак не открывалась. Эмиль колотил в неё, слыша за окном ругань и крики стражи, и звон клинков. Плевать на королеву, даже если это за ней, но матушка и сестра ещё не могли уйти на ужин, они ещё где-то здесь, и, значит, в опасности.
Под ноги попался труп стражника, посмевшего заступить графу де Лири дорогу, посмевшего броситься не него с обнажённым мечом. И он, и его товарищи лежали сейчас на каменном полу, гротескно освещаемые факелами, а Эмиль ломился в закрытую дверь покоев матушки. Молча, хотя надо было закричать - вдруг это мать закрылась, его она бы впустила. Конечно, это она, а он сейчас зря изводит клинок о дубовую дверь, он рискует остаться без оружия, глупо, глупо, глупо…
Но когда Эмиль уже собирался позвать, дверь неожиданно поддалась, вывалилась внутрь, на пол, брызнула чем-то Эмилю на щёку… Перед глазами метнулось что-то яркое с подсвечником на перевес, граф машинально отмахнулся, попал по чему-то мягкому, услышал сдавленный стон. Но это юношу уже не волновало. Он выронил меч, рухнул на колени и, если бы рядом сейчас был убийца, непременно бы умер. Вслед за матерью и сестрой.
Нет… только не снова. Нет…
- Эмиль.
Юноша прижал ладонь ко рту, не в силах даже шептать молитву.
- Эмиль! Граф! Да очнись же, мальчишка!
Резкая боль пронзила щёку, голова мотнулась, и Эмиль увидел бледную, испуганную королеву.
Катрин открыла было рот, но тут же сжала губы и зажала рот и нос Эмилю. А с коридора донеслось:
- Найдите мальчишку-графа и королеву! Их - живыми, остальных - убить.
Эмиль замычал, высвобождаясь.
И тут же донеслось резкое, добившее окончательно:
- Они нужны герцогу. Ищите! Живее!
Герцогу…
Что-то шептала, потом кричала Катрин, но Эмиль не слышал. Перед глазами плыло, точно в тумане. И точно всё это не с ним. И как-то медленно… Медленно распахнулась дверь, медленно вбежали солдаты, медленно размахнулась подсвечником Катрин.
С тем, который потом схватил визжащую королеву, Эмиль даже встретился взглядом. И заметил в его глазах отражение мёртвой Матильды.
Туман окрасился алым…
***
По животу, твари!! Мне больно!!!
Я шлёпнулась в кровь, лицо мёртвой графини оказалось совсем рядом, но уже не пугало. Мне слишком не хватало воздуха для страха, и совсем не было сил…
А этот, графёныш дрался. Как умеют обиженные, отчаянные четырнадцатилетние мальчишки - безрассудно, как берсерк. Если бы его сейчас смертельно ранили, он бы вряд ли заметил. К счастью, не ранили - графёныша всё-таки неплохо учили драться, а нападавших было всего-то двое. Для этого убийцы с мечом - в самый раз. Потом, правда, он ринулся в коридор, а я уже безнадёжно закричала-захрипела:
- Эмиль!
Мальчишка замер у самой двери. Медленно обернулся.
- Эмиль, - хватая воздух ртом, булькнула я. - Если ты… убьёшь их всех… ты никого не вернёшь… И ты не убьёшь. Послушай… Надо бежать… Помоги…
- Мести! - прорычал мальчишка, и в другой бы ситуации я бы испуганно замерла и затихла. Сейчас я умудрилась сесть.
Кретин!
- Ты никому не отомстишь, если умрёшь, идиот! Тебя предал герцог, мсти ему! Но его здесь нет! Бежим, найдём его, и мсти сколько угодно!
За дверью снова загрохотали шаги.
Этот дурак рванулся с мечом наголо, опять бросаясь в бой.
Я, понимая, что даже дальше порога не доползу - так болел живот - беззвучно заплакала от бессилия.
Сейчас этого идиота пристукнут, меня отвезут герцогу, пристукнут там, и Эдварда, может, тоже…
Грааль привычно не отзывался.
Я застонала от отчаяния, когда меня вдруг обхватили за плечи, ставя на пол.
- Можешь идти? - прохрипел на ухо Эмиль, весь мокрый от пота, как мышь. - Надо.
- Постараюсь… Стой, куда? В конюшни надо…
- Сам знаю!
Слава богу, в Девичьей (уже и так перевёрнутой вверх дном) башне нас пока не искали - на солдат мы наткнулись всего один раз. Я разжилась чёрным плащом, чтобы прикрыть яркое платье. Борова-графа, прущего на врагов, как баран на ворота, пришлось поливать бранью, чтобы уговорить одеться, как солдаты - хотя бы тот же плащ накинуть.