— Но ведь и вы верите в приметы, мадам. Вот я нашла вчера на большой дороге подкову, она лежала концами ко мне. А мимо как раз проходил сам сьер Франсуа-Ведун… Так он меня поздравил и объяснил: это значит, что ко мне не позже чем через неделю явится поклонник. Сьер Франсуа сказал мне, чтобы я её повесила на розовой ленте.
Констанс де Лальер перекрестилась:
— Этот мужик — известный повелитель волков и сам оборотень, — пробормотала она. — У него дурной глаз. Я ведь запретила тебе разговаривать с ним. Он может наслать на тебя чары, а может, уже наслал.
— Неужели вы не позволите мне её повесить? — взмолилась Рене.
Мать притворилась, что колеблется, но потом кивнула. Она увидела в этом ниспосланную небом счастливую возможность дать дочери ещё один урок. И, кроме того, никто не посмеет отрицать, что подкова в самом деле приносит удачу.
— Я позволю, — объявила она, — но при одном условии: ты будешь со всем вниманием относиться к нашим занятиям, пока не появится этот самый поклонник. Иначе я её выкину, ибо без хороших манер ты не сможешь его удержать и навлечешь на наш дом позор и бесчестье. Договорились?
Тактика оказалась верной. У Рене загорелись глаза:
— Я буду стараться!
— Хорошо! Повторим вначале простые вопросы. Предположим, что здесь появляется твой поклонник. Он граф или барон. Вот он входит. — Мадам де Лальер повелительно указала на дверь: — Он стоит там!
Призвав на помощь всю свою фантазию, Рене безмолвно уставилась на воображаемого кавалера.
— Ну, — поторопила её мать, — что дальше?
Рене неуклюже сделала реверанс.
— Фи! Что ты дергаешься, словно в холодную воду присела? Он же тебя за птичницу примет. Еще раз — и помедленнее!
На этот раз Рене согнула колени, медленно присела и плавно поднялась.
— Намного лучше. Ну, а дальше? Как ты будешь к нему обращаться? Даже люди хорошего воспитания иногда этим пренебрегают, но ты должна строго следовать правилам.
— Мсье…
— Можно, конечно, и так. Но более подобает называть графа или барона…
— Монсеньор.
— Верно. Конечно, «мсье» можно сказать о человеке любого происхождения — и о принце, и о простом дворянине: например, «мсье де Бурбон», «мсье де Вандом», но обращаясь к аристократу высокого ранга, обычно говорят «монсеньор». Ну, а теперь предположим, что твой поклонник — рыцарь, тогда ты скажешь?..
— Мессир.
— Правильно. А как обратиться к простому дворянину, вроде твоего отца?
Рене перебила:
— Я предпочла бы мужа как раз такого положения, матушка. Мне не нужен высокородный и могущественный сеньор. При нем я чувствовала бы себя слишком ничтожной.
— Ну, ты для такого и не подходишь, — сухо заметила мать. — Однако отвечай на мой вопрос.
— Дворянину я сказала бы «мсье» или «мессир».
— Хорошо. А если он, допустим, доктор или адвокат?
— Ой, нет, — воскликнула Рене.
— Конечно, нет, но допустим.
Девушка сморщила носик:
— Мэтр.
— Хорошо, мой друг. Не будем огорчать тебя сьером Жаном, торговцем, или сьером Жаком, арендатором. Но представь себе, что твои поклонники, которые занимают разное положение, все одновременно явились засвидетельствовать почтение твоему отцу — хоть это, ручаюсь, и невероятно. Как следует принять их? Как рассадить их в главном зале? Это не так просто…
Со двора до них донесся приглушенный стенами лай Клерона. Кукареку вскочил на ноги; мадам де Лальер запнулась; темные глаза Рене широко раскрылись.
— Кто-то едет, — прошептала она. — Клерон не обращает внимания на пустяки. Он лаял почти так же, когда в полдень подъехал мсье де Норвиль. Только на этот раз дружелюбнее…
Мать пожала плечами, но во взгляде её появилась задумчивость.
— Вероятно, это по делам герцога или по поводу сегодняшнего вечернего собрания. Война носится в воздухе, помилуй нас, Господи! Похоже, у нас отныне будет достаточно гостей… Тем более следует обучаться хорошим манерам, — добавила она. — Ну, значит, как я сказала…
Клерон залаял чаще. Маленькие ножки Рене беспокойно заерзали, как будто кафельный пол под ними раскалился.
— Ах, мадам, позвольте мне только разочек выглянуть в окно, что выходит во двор. Я сразу же вернусь. Одну только минуточку…
И старшая де Лальер сдалась. К тому же ей и самой было любопытно.
— Ну хорошо, — согласилась она.
Рене и Кукареку исчезли. Взметнулся вихрь юбок, раздался быстрый топоток ног через большой зал, мелкой дробью застучали каблучки по винтовой лестнице южной башенки.
— По крайней мере надень чепец как следует, — воззвала в пустоту мадам де Лальер. — Он у тебя съехал на самый затылок! Боже праведный, ну не девчонка, а просто кузнечик!
Она с улыбкой поднялась со скамьи, как всегда, неспешным шагом пересекла соседнюю комнату и подошла к окну, выходящему во двор.
За закрытыми дверями главного зала на первом этаже три дворянина рассматривали карту. Хоть и примитивно нарисованная, она тем не менее достаточно верно изображала центральные и восточные провинции Франции, а также лежащее за её восточной границей герцогство Савойское2. Карта эта представляла главным образом огромные владения Карла, герцога Бурбонского и принца крови, который носил ещё и высшее воинское звание коннетабля — верховного главнокомандующего.
Старший из дворян что-то показывал на этой части карты, прижимая большой палец к бумаге так сильно, что побелел ноготь.
— Бурбонне, — перечислял он, — Ле-Форе, Овернь, Ла-Марш, Божоле, Ле-Домб, Жиан, горы Ардеш… Что за владения! Королевство в королевстве! И кто-то надеется, что монсеньор герцог передаст их матери короля по несправедливому приговору бесстыдного, бесчестного суда! И это в то время, как всеми договорами и указами установлено, что женщина не может наследовать указанный домен!3 Однако герцог понимает, что у него нет никаких шансов противостоять интересам короля…