— Ночью будет гроза, — сказала она.
Пьер взглянул в ясное вечернее небо.
— Да нет же, мадемуазель.
Их голоса нарушали молчание леса, и они непроизвольно заговорили тише.
— Могу с вами поспорить. Здесь, в горах, она налетает быстро. Гроза уже чувствуется в воздухе.
Пари любого рода и по любому случаю были роковым пристрастием Пьера. Поистине, это будто о нем сказано: «Для него вся жизнь — сплошное пари». И он тут же воспользовался случаем.
— Идет. Мой браслет против ваших сережек, — он показал на свое левое запястье.
Пьеру это показалось удобным — и таким естественным — способом получить какую-нибудь вещицу на память о ней.
Она заколебалась — серьги были очень ценные, но насчет грозы она нисколько не сомневалась.
— Ладно, идет, — согласилась она. — Свой браслет вы проиграете.
Неожиданно для Пьера они оказались на берегу обширного пруда, со всех сторон окруженного деревьями. В сумерках поверхность воды напоминала бледно-палевое зеркало, на котором кое-где темнели пятна водяных лилий. Место это выглядело неприветливо. Без слов было ясно, что его посещают духи и призраки. Странную тишину, окутавшую пруд, не нарушали, а скорее подчеркивали случайные одинокие звуки: кваканье лягушек, всплеск рыбы на мелководье.
Рене прошептала:
— Вон там, на листьях лилий, и танцуют феи с эльфами. Они устраивают свои пляски перед Ла Файоль, которая сидит под тем деревом. У неё есть трон, сделанный из серебряной паутины. Сьер Франсуа-Ведун много раз их видел; но чтобы разглядеть их, надо иметь кошачьи глаза, как у него, и бывает это только в определенные ночи…
Пьер совершенно не страшился ничего, исходящего от человека; но сейчас, когда вокруг были духи, он находил успокоение в висящем на шее талисмане — его освятил сам папа.
— Блез когда-то катал меня на лодке по этому пруду, — добавила она. — Он ничего не боится.
Это замечание вернуло Пьеру храбрость.
— А здесь есть лодка?
— Да вот, смотрите.
И она указала на привязанную у берега маленькую плоскодонку с тупо обрубленной кормой.
— Здесь ловит рыбу сьер Франсуа. А больше никто не решается…
— Могу ли я послужить вам лодочником?
Рене заколебалась. Приключение с каждой минутой становилось все страшнее. Она и так уже отважилась на слишком многое, когда пошла гулять в лес вдвоем с де ла Барром, но уж плавать с ним вместе по водам Пруда Добрых Дам — это совсем непростительное безрассудство. Кто знает, какие ужасные чары могут обрушиться на них! И в этом случае она погубит не только свою жизнь, но и душу, ибо умрет во грехе… Пруд выглядел угрожающе в своем страшном спокойствии.
— Вы думаете, это можно?
Несмотря на талисман, Пьер вовсе не чувствовал себя уверенно, однако он не собирался уступать Блезу в храбрости.
— Ну же, мадемуазель, — произнес он романтическим тоном, — давайте попытаем счастья на воде!
И они спустились к лодке.
И тут Рене впервые заговорила громко:
— Конечно, Добрые Дамы не сделают нам ничего дурного. Я всегда их хвалила и желала им добра. Я никогда не причиняла вреда букам, а возле дома посадила боярышник, специально в честь Добрых Дам. Мы пришли сюда в гости к ним с открытой душой.
— Аминь, — сказал Пьер.
Учтивость помогла. Когда они отчалили от берега, Рене показалось, что вода теперь выглядит приветливее.
Она сидела на корме, лицом к Пьеру, который старался грести потише. Вдали от берега, в окружающем их блеклом свете, они, казалось, плыли между небом и землей.
И вдруг оба вздрогнули. Что-то заскреблось о лодку. Из воды высунулись две черные когтистые лапы и схватились за борт. Вынырнула лохматая голова. Таинственное существо завизжало на них.
— Ох, чтоб тебя! — Пьер уронил весло и схватился за кинжал.
— Ой, мамочка-а! — вскрикнула Рене, уставившись на чудище, а потом с облегчением перевела дух: — Ф-фу!.. Это же Кукареку.
Они забыли о собаке. Погнавшись за кроликом, Кукареку покинул их на берегу пруда. Но вода была для спаниеля родной стихией.
Рене разразилась сочувственными возгласами:
— Душенька моя! Моя ты крошка!
Чувствуя себя ужасно глупо, Пьер помог ей втащить в лодку насквозь промокшую собачонку и был вознагражден за это дождем холодных брызг, когда Кукареку встряхнулся.
— Черт возьми! — пробормотал он, вытирая лицо рукавом.
— О-ох! — произнесла Рене, оглядев свое платье. — Клянусь Богом, ты такой нехороший!
Кукареку ещё раз отряхнулся, обрызгав их с головы до ног, повилял хвостом и уселся, высунув язык.