Он покачал головой — и предпочел этим ограничиться.
— Это не её вина, — продолжала Рене, — что она на стороне Англии и герцога.
— Не её, — согласился он.
— И не её вина, что в неё влюбился король — этот великий государь, и что она помолвлена с таким человеком, как де Норвиль.
— Не её, — повторил он, хотя уже с большим сомнением. И, не удержавшись, добавил: — А обо мне она когда-нибудь говорит?
— Иногда… О вашей поездке в Женеву. Я знаю, что она к тебе неравнодушна. Только она не часто показывает, о чем думает.
Как знакомо ему это качество Анны! Но вот простирается ли её неравнодушие к нему дальше некоторого предела, он не уверен — и, наверное, никогда не узнает.
Как бы то ни было, нельзя сомневаться во взаимном расположении, которое возникло между нею и Рене вместе с госпожой де Лальер. Накануне своего отъезда в Шаван Анна так горячо просила Рене сопровождать её, что этой мольбе нельзя было отказать.
— Она боится господина де Норвиля, — сказала девушка. — Я это знаю, хотя она и старается не обнаруживать своего страха. Она часто молится. Мы с ней спим в одной постели, и я знаю, что она часами лежит без сна. Может быть, она опасается и короля. Он почти каждый день наезжал с визитами в Сен-Пьер…
— Де Норвиль знает, что ты здесь? — перебил её Блез.
— Нет, миледи просила лишь разрешения взять с собой компаньонку из монастыря. Он согласился.
— Ты хорошо сделаешь, если будешь держаться от него подальше, когда он приедет, — сказал Блез. — Он быстро заподозрит что-то, если узнает тебя. И, поверь мне, у миледи Руссель есть все причины бояться.
Рене схватила его за руку:
— Я все ещё не понимаю, что вы с Пьером делаете в Шаване… под видом слуг… Я думала, вы где-то скрываетесь… Ты мне так ничего и не сказал.
— Ну так слушай.
Как можно короче он обрисовал ей положение дел: мнимую измену де Норвиля Бурбону, вероятный заговор против короля, меры, принятые регентшей.
— А почему тебе так тревожиться о короле? — перебила она. — Что ты от него видел, кроме несправедливости?
— Я тревожусь о Франции, — возразил он, — и ты делай то же самое, если любишь Пьера де ла Барра. Помни, что он в этом деле вместе со мною, душой и сердцем.
Это был для Рене самый сильный аргумент. Политика для неё воплощалась в конкретном человеке; её убеждения диктовались её сердцем, а сейчас этот человек значил для неё больше, чем все остальные, вместе взятые.
— Верно, — кивнула она. — Мы видели друг друга во дворе перед обедом…
— Надеюсь, вы не разговаривали?
— Нет… только взглядами.
— Будь осторожна, дружок. Нам нужна твоя помощь. Ты нам поможешь?
— Да… только не против миледи, даже ради Пьера. Она хорошо ко мне относится, я люблю её. После того, что ты рассказал, я понимаю, почему она так боится. Она попала в ловушку к господину де Норвилю. А самой ей вовсе не по душе то, что её заставляют делать.
— Клянусь Богом, — вздохнул Блез, — хотелось бы мне в это верить. Нет, я и правда в это верю. Помоги нам освободить её от де Норвиля.
Рене прищурилась:
— А что случится, когда король узнает об этом заговоре, если заговор на самом деле существует? Что тогда станется с миледи?
Действительно, что?.. Если бы знать ответ на этот вопрос…
Он смог сказать только:
— Всему свой черед. Разве ты не видишь — я люблю ее! Неужели ты думаешь, что я просил бы тебя поступить во вред ей? Но ни она, ни я не можем помочь себе… Мы должны встретить лицом к лицу то, что на нас надвигается…
Выражение его лица, боль в его глазах говорили больше, чем слова.
Рене поняла:
— Скажи, что ты хочешь… как мне следует вести себя.
— Во-первых, если ты услышишь или увидишь что-нибудь важное для дела — ты теперь понимаешь, о чем я говорю, — попытайся подать мне весть. А если не сможешь найти меня, то скажи Пьеру.
— Хорошо, — кивнула она.
— Теперь второе. Что за комнату занимает миледи? Можешь ты её описать?
— Очень большая и роскошная, с кроватью под балдахином посередине у стены. Большущий камин. Два красивых окна. И к ней примыкает маленькая передняя.