Наконец Анна взорвалась гневом:
— Клянусь Богом! Вы, стало быть, приписываете мне собственную подлость? Вы что, забыли, как я удивилась, что такой бессовестный человек, как вы, не выбрал более простого пути — убийства, и как вы мне ответили? Я-то приняла этот ответ за чистую монету и согласилась содействовать вам при условии, что речь идет только о захвате короля. Вы, видно, запамятовали, как я определенно заявила, что ни при каких условиях не буду иметь никакого касательства к убийству!
Де Норвиль ввернул комплимент:
— Я ничего не забыл, миледи. Благородство вашего сердца можно сравнить лишь с вашей красотой…
Это только подлило масла в огонь.
— Вот как! Значит, перехитрив меня, успокоив фальшивыми заверениями и использовав для своих целей, вы теперь говорите правду — теперь, когда от этой правды, как вам представляется, не будет никакого ущерба. Ловушка расставлена, а я — приманка, нравится мне это или нет… Теперь я все правильно понимаю?
Вкрадчивый голос де Норвиля изменился. Он резко рассмеялся:
— Как же быстро вы, ваша милость, улавливаете самую суть дела! Однако послушайте. Я не подвергал бы вас этим неприятным переживаниям, если бы не те причины, о которых я упомянул. С королем проще управиться здесь, чем в его собственных покоях. Есть и ещё одно немаловажное соображение. Если он умрет в вашей комнате, мне будет легче оправдать его смерть перед всем миром вообще и монсеньором Бурбоном в частности. Я всего лишь окажусь защитником вашей чести — и своей. Быть героем полезно — это окупается. Я уверен, вы согласны со мной, моя красавица?
Она не обратила внимания ни на его откровенность, ни на иронию.
— Слава Богу, я узнала об этом вовремя!
— Вовремя для чего, миледи?
— Конечно, для того, чтобы предупредить короля. Вы что думаете, я приму в этом хоть какое-то участие? Отныне и навсегда, что бы ни случилось, я буду избавлена от вас и от вашей подлости…
Она повысила голос:
— Уберите руки! Что вы хотите…
— Ничего… во всяком случае, не хочу вас пугать, моя милая. — Он продолжал голосом, похожим на мурлыканье гигантского кота: — Но посудите сами. Что выиграете вы, предавая не только меня, но и интересы Англии, действуя против своего народа и своего государя ради этого короля-бабника, который вас ни в грош не ставит?
— Что выиграю? — повторила она. — Наверное, такой пустяк, как самоуважение.
— Не могу этого понять.
Де Норвиль говорил искренне. При всем своем уме он действительно не мог её понять. Это и было в нем самое страшное.
— Тем хуже для вас. Я не намерена утруждать себя объяснениями, мсье.
Он продолжал:
— Помогли вы мне заманить короля сюда или нет? Конечно, помогли. И великолепно. Он попался на крючок — на ваш крючок. Предостеречь его? Для какой же это надобности? Клянусь Богом, он не выйдет из этого дома живым. Подлость? Называйте это так, если вам угодно, — вашей подлостью, как и моей, — но не воображайте, что этот театральный жест в последнюю минуту позволит вам заслужить прощение за участие в этой подлости…
Де Норвиль зачаровывал её, как змея птичку.
Стоя за занавесью, Блез легко представлял себе его красивое сосредоточенное лицо и Анну, не имеющую сил отвести от него глаза.
— Полно, миледи, вы же не глупы. Подумайте минутку — и убедитесь: то, что я задумал, — единственное возможное решение, которое удовлетворит нескольких государей и, откровенно говоря, спасет наши с вами жизни. Заартачиться перед последним барьером — плохой способ проиграть скачку.
— Я приняла решение.
— Это было бы печально, — произнес де Норвиль, — если бы это не было невозможно.
— Почему?
— Потому что я это предотвращу.
Он не повысил голоса, он просто изменил тон, словно вытащил кинжал из бархатных ножен.
— Вы можете меня убить. По-вашему, я этого боюсь?
— Убить вас? — воскликнул он. — Боже упаси! Я скорее изуродую своего Джорджоне. Вы для этого слишком красивы.
— Очень хорошо… — начала было она.
То, что случилось потом, было столь неожиданно, что Блез не успел ничего понять, как все уже кончилось. Звук поспешных шагов через комнату; сдавленный крик; стук захлопнутой двери; поворот ключа в замке; потом приглушенный голос Анны по другую сторону двери алькова и удары её рук по филенкам.
Последнее, к счастью, удержало Блеза на месте. Ей не причинили никакого вреда, только заперли в маленькой передней.
— Успокойтесь, миледи! — произнес де Норвиль достаточно громко, чтобы Анна могла его слышать. — Не извольте волноваться, друг мой. Я всего лишь воспрепятствовал вашему решению. Зовите на помощь сколько угодно — все равно никто не услышит… Когда придет король, он вас выпустит… если у него будет время.