- Однако для того, чтобы восхищаться некоей очаровательной девицей и ради неё презреть свой долг, - на это у него смекалки хватило.
Анна взглянула вопросительно:
- В самом деле?..
- Да. Видите ли, у нас есть признание этого чернобородого мошенника, который сопровождал вас от Нантюа. Перед тем, как его вздернули в Роане, он - под пыткой - разговаривал достаточно охотно. Нам известно, что произошло в охотничьем домике мсье де Шамана.
Смутным утешением для Блеза было то, что Анна обнаружила некоторое подобие чувства. Ее глаза увлажнились:
- Бедный Этьен! Он был преданным слугой...
Затем продолжала рассеянно:
- Произошло?.. Не могу понять мысль вашего величества...
- Разве де Лальер не позволил негодяю бежать и не понуждал вас присоединиться к беглецу? Если даже поверить остальным его россказням - а я им не верю, - разве это поступок верноподданного француза?.. Хотя, признаюсь, искушение было велико... - добавил король, окидывая её сальным взглядом.
Анна отозвалась с высокомерной холодностью:
- Надеюсь, ваше величество не имеет в виду, что этот человек... и я... - Она оборвала фразу и пристально посмотрела на короля. - Боже справедливый!
- Я ничего не имею в виду, кроме того, что он - предатель.
- А? Ну, вашему величеству лучше знать... Я бы назвала это глупостью. Разочарованный тем, что господина Бурбона там не оказалось, он не видел смысла задерживать меня. Он всегда проявлял галантность. А помимо того, откуда ему было знать, - в её голосе снова зазвучала музыка, - что я предпочту вверить себя милосердию вашего величества, а не возвращаться в Англию или в Савойю?
И тогда грянул гром.
- Вам, по-видимому, неизвестна одна подробность, миледи: он на содержании у Бурбона. Искупает ли это глупость?
- Сир! - взорвался Блез.
Во всем, что говорилось раньше, для него не было ничего особенно неожиданного, если не считать откровений, касающихся де Норвиля. Участие его семьи в мятеже, предвзятость короля, его собственный дурацкий промах в Нантюа - все это могло послужить основанием для обвинения в предательстве. Допросы, которым его подвергали в тюрьме, подготовили его к такой мысли. Но это чудовищное обвинение вообще не имело никакого смысла!..
- Сир, я протестую. Вашему величеству известно, что это не так. Монсеньор де Воль может поручиться...
- Пусть ручается за самого себя. Он тоже совершил измену и ответит за нее.
- Господин де Воль?!
- Вот именно - каков господин, таков и слуга. Но сейчас мы не будем говорить о нем. Вы отрицаете, что находитесь на содержании у герцога?
- Отрицаю ли я? Да я Бога и всех святых призываю в свидетели, что отрицаю!
- Ну, тогда объясните вот это! Дюпра, пожалуйста, ту расписку.
И, когда канцлер подал ему бумагу со стола, Франциск поманил Блеза пальцем:
- Подойдите сюда. Взгляните и перестаньте лгать!
Ошеломленный Блез смотрел на свою собственную подпись, нацарапанную на листе бумаги. Он видел знакомый росчерк своего имени. Не сразу смог Блез прочитать остальное; потом слова постепенно сложились во фразы:
"Я, Блез де Лальер, в настоящее время кавалерист в роте сеньора Пьера де Баярда, но отныне по должности капитан тридцати кавалеристов в гвардии монсеньора Карла, герцога Бурбонского, сим подтверждаю получение от Жана де Норвиля, советника и казначея означенного герцога, наличных денег в сумме ста пятидесяти турских ливров - в качестве выданной вперед платы за упомянутую службу за месяцы август, сентябрь и октябрь текущего года. И сим свидетельствую, что оный Жан де Норвиль указанную сумму уплатил. Что удостоверяется моею подписью и печатью сего июля двадцать шестого дня года одна тысяча пятьсот двадцать третьего.
Блез де Лальер".
Да, подпись была его, печать была его, указанная сумма равнялась четверти платы, которую предлагал ему де Норвиль. Однако, если только он совершенно не потерял голову тогда в Лальере, он видел эту бумагу в первый раз. И у него в памяти живо встала каждая минута того дня.
- Ну? - резко спросил король.
- Сир, я никогда не подписывал эту бумагу. Де Норвиль сделал мне такое предложение, как известно вашему величеству. Я отверг его и был в результате изгнан из дома моего отца.
- Вы прикидываетесь, что это подделка?
- И притом бесчестнейшая.
- Ну, а печать?
- Она подделана так же, как и подпись. Я умоляю ваше величество сказать мне, как эта бумага попала сюда!
- Да как - от человека, которому вы её дали, от господина де Норвиля. И позвольте вам сказать, что заявление о подделке - это самый простой способ защиты, к которому может прибегнуть любой мошенник, когда его ловят за руку, как вас.
Блез почувствовал, что не может сказать ни слова - не от смущения, а от гнева. Быть осужденным за неудачу - это одно, но быть осужденным на основании доказательства, подделанного подлецом, - совсем иное дело. Он стоял, глядя в лицо королю, с пылающими щеками и стиснутыми кулаками.
Неожиданно Пьер де ла Барр, тоже чуть не дымящийся от гнева, выпалил:
- Сир, я могу сказать несколько слов? Я знаю этого де Норвиля как негодяя и головореза, который предал бы нас всех смерти во время поездки в Роан, если б у него получилось. Я находился рядом с господином де Лальером весь последний год. И готов жизнь свою прозакладывать, что в ротах вашего величества нет более верного дворянина. И я спрашиваю...
- Замолчите, мсье! - нетерпеливо оборвал король. - Не вам тут рот раскрывать! Ваше счастье, что вы были пажом у мадам д'Алансон и что добрый губернатор Парижа - ваш родственник. Радуйтесь, что никто не подвергает сомнению вашу верность. И помалкивайте, пока вас не спрашивают.
К Блезу вернулся дар речи:
- Я заявляю о своем праве стать с этим негодяем лицом к лицу и загнать его ложь обратно ему в глотку. Ваше величество дарует мне, по крайней мере, это право?
Глаза короля вспыхнули:
- Ну-ка поосторожнее и потише. Вы забыли, где находитесь. Случилось так, что господин де Норвиль точно так же жаждет поглядеть вам в лицо. Против вас свидетельствует не только этот клочок бумаги... И я вам прямо заявляю: прежде, чем вас четвертуют на площади Гренет, вы ещё раз подпишете свое имя - на этот раз под полным признанием!..
И приказал одному из слуг:
- Приведите к нам мсье де Норвиля!
Глава 37
Если бы презрение, ненависть и возмущение, сосредоточенные в паре глаз, могли пронзить трехслойный панцирь уверенности, то Жан де Норвиль по меньшей мере почувствовал бы себя неловко под пристальным взглядом Блеза, который неотрывно следил за ним, пока он шел через комнату, и словно пригвоздил к полу, когда де Норвиль кланялся королю. Однако зло, как и добро, бывает иногда чистым и беспримесным.
Стыд может чувствовать лишь второразрядный подлец. Человек, совершенно лишенный совести, - это святой наоборот. Он следует за путеводной звездой собственной выгоды без малейших колебаний.
Взгляд де Норвиля не был таким же пристальным, он холодно скользнул по Блезу - без всяких признаков уклончивости, но абсолютно безразлично. И в самом деле, он казался настолько спокойным, что любой посторонний наблюдатель, увидев невозмутимого де Норвиля и пылающего гневом Блеза, сразу предположил бы, что первый безгрешен, а второй виновен во всех на свете преступлениях.
- Ваше величество посылали за мной?
В каждом движении де Норвиля сквозило изящество и почтительность. От его одежды, манер и красивого лица веяло уверенностью и достоинством. Потом, повернувшись в сторону Анны Руссель, он выразил на лице изумленное восхищение и отступил на шаг:
- Это?..
Вопрос деликатно завис где-то между робостью и восторгом.
- Да, друг мой, - улыбнулся Франциск. - Сожалею, что вам приходится впервые встретить свою невесту в таких обстоятельствах. Тем не менее я счастлив, что именно мне доводится представить вас друг другу. Миледи Руссель - мсье де Норвиль.