Выбрать главу

Передвигаясь наполовину ощупью, Пьер то и дело зажимал нос, постоянно оставаясь начеку, потому что в таких местах нередки случаи нападения ночных воров или грабителей; при виде редкого прохожего он хватался за кинжал, как, несомненно, хватался за свой кинжал и прохожий.

Наконец, когда зловоние стало уже совсем невыносимым, он при свете лампады скорее угадал, чем различил ряд ларьков, закрытых ставнями, которые составляли своего рода фасад бойни. Он пошел вдоль них медленно и с ещё большей опаской, ибо это и было условленное место.

Потом дверь одной из лавок неожиданно распахнулась, на него упал луч потайного фонаря, и глухой голос осведомился:

- Мсье де ла Барр?

- Он самый.

- Заходите.

Войдя в дверь, Пьер оказался в тесном помещении, едва ли больше прихожей, соединенном с расположенным позади навесом, откуда доносился шум запертой скотины. Свет фонаря потревожил тучи мух, которые с жужжанием облепили пару ободранных туш, свисающих с крюков под стропилами. Зловоние здесь стояло неописуемое - Пьер подумал, что так смердело бы в брюхе гниющего кита.

По мнению Пьера, стоявший против него человек полностью вписывался в окружающую обстановку. Несмотря на крепкие нервы, он с трудом подавил дрожь при виде мертвенно-бледного лица с одним холодным, липким, цепким глазом, толстых влажных губ, густого пуха на руке, держащей фонарь.

Со своей стороны, мэтр Тибо узрел в де ла Барре неопытного юнца, зеленый плод, вполне, однако, созревший для того, чтобы его сорвать.

- С вашего позволения, - протянул он, - перейдем сразу к делу.

Его предложение соответствовало схеме, нарисованной сьером Франсуа. Он даст веревку, по которой Блез сможет спуститься со стены, - если, разумеется, будут приняты его условия. От милосердно представленной на раздумья недели остается три дня.

- А потом, - сухо заметил Тибо, - он будет уже не в состоянии двигаться.

- И твоя цена?..

- Тысяча турских ливров.

- Кровь Христова! Где же, по-твоему, я смогу найти тысячу ливров?

- Это дело ваше. Ни на су меньше я не возьму. За такую сумму рискнуть головой стоит, но уж никак не за меньшую.

- Пятьсот ливров, - торговался Пьер.

- Мы теряем время, молодой человек. Я сказал - тысячу, до последнего гроша.

- После того, как господин де Лальер окажется на свободе?

Мэтр Тибо беззвучно расхохотался:

- Нет, до того - но после того, как денежки будут пересчитаны.

- А откуда мне знать, что ты выполнишь уговор?

- Я ручаюсь своим словом.

Пьер принял решение. Нужно сыграть в игру, которую предлагает этот тип, и переиграть его, если получится. Шанс слабенький, но другого не будет.

- Слушай, любезный, - сказал он, - твое слово для меня ничего не значит. А потому мы сделаем по-другому. Ты проведешь меня тайком в замок, и я уплачу тебе тысячу ливров перед тем, как мы с господином де Лальером спустимся по веревке. Я уйду вместе с ним.

Тибо собирался было отказаться наотрез, но вовремя остановился. Его осенила великолепная идея.

Почему бы не дать этому петушку сунуть голову в ту же петлю, что затянута на шее у его дружка? Пусть ожидающие внизу стражники сцапают его вместе с тем, вторым. Очень легко будет доказать, что он пробрался в замок скрытно, что это он принес веревку! Как соучастника де Лальера, помогавшего ему в попытке к бегству, его обвинят в преступлении, караемом смертной казнью.

И какой же великолепный лабораторный образец из него получится, уж он-то обеспечит признание Блеза! То, что сделано с Мишле, - мелочь, ерунда и пустяк по сравнению с обработкой, которой подвергнется петушок... От одной мысли об этом из уголка уродливого рта мэтра Тибо потекла струйка слюны.

Но он притворился, что колеблется.

- На стене у нас не будет времени пересчитать деньги. Клянусь Богом, я намерен попробовать на зуб каждую монету. Глядите мне, чтоб без фокусов и без фальшивых!

- Можешь пересчитать и проверить перед началом дела. Но кошелек останется у меня, пока мы не будем готовы спускаться со стены.

- Имейте в виду, в замок вы войдете безоружным.

- Почему бы и нет? Не думаешь ли ты, что я собираюсь в одиночку захватить замок?

И опять Тибо скрыл свое нетерпение.

- Ладно, будь по-вашему. Это только лишнее беспокойство, ну да я человек покладистый. Молодым господам вроде вас не следует быть такими недоверчивыми. Любой вам скажет, что мое слово - олово. Если я берусь переправить вашего дружка через стену, то я это сделаю. За тысячу ливров, запомните! И если будет хоть на грош меньше, так можете не приходить.

Пьер продемонстрировал полное доверие, хотя вовсе его не испытывал.

- Ты получишь свои деньги, можешь не волноваться. А вот как я попаду в замок?

Мэтр Тибо уже об этом подумал.

- Оденьтесь как погонщик мулов и переговорите со сьером Андре, который ведает вьючными мулами. А я ему шепну словечко насчет вас. Как только вы пройдете через калитку, он уж меня известит, что вы пришли.

И многозначительно добавил:

- У вас всего три дня осталось.

Они разошлись, не прощаясь.

Пыточный мастер поздравил себя: такую удачную сделку он ещё никогда не проворачивал. Сумма взятки рассчитана совершенно точно: она была достаточно большой, чтобы Пьер поверил в серьезность намерений получателя, но все-таки не настолько, чтобы её нельзя было добыть. Тибо не сомневался, что такой видный молодец, как этот де ла Барр, сможет найти столько денег - да хоть взять у ростовщиков, если иначе не получится.

Однако Пьер возвращался в "Дофин" в довольно мрачном настроении.

Первая серьезная проблема - это как достать запрошенную сумму. Юноша рассчитывал, что сумеет продать браслет, который подарил ему де Сюрси, пожалуй, ливров пятьсот дадут. Еще сотню можно набрать в долг. Но вот откуда взять остальные, он представления не имел.

Несомненно, оставалось только надеяться на молитвы и обеты Пресвятой Деве, ибо, чтобы добыть четыреста ливров, не впутывая в дело маркиза, требовалось по меньшей мере чудо.

Глава 43

Тем временем Блез де Лальер, ипытывающий муки голода в камере замка Пьер-Сиз вместе с искалеченным Мишле, терзался неизвестностью. Нашел ли мэтр Тибо Пьера де ла Барра? Сможет ли Пьер собрать необходимые деньги? Есть ли надежда, что палач сдержит свое обещание?

Тянулись бесконечно долгие дни и ночи, не принося никакого ответа ни на один из вопросов.

Сигналом, что сделка заключена, должна была послужить полная порция еды вечером перед побегом. С бешено колотящимся сердцем Блез прислушивался к шагам надзирателя, разносящего ужин. Но открывалась дверь, и в камеру в очередной раз швыряли грязный кусок заплесневелого хлеба; затем опять муки ожидания и надежды, пока на следующий вечер не повторялось то же самое.

Глядя на Мишле, Блез терзал себе душу, представляя, как будут пытать его самого. Воображение снова и снова рисовало ему жуткую картину. Эти руки, ноги, мышцы, сейчас такие ловкие и сильные, скоро перестанут принадлежать ему, они превратятся в источник непрестанной боли, а сам он в жалкое подобие человека, и его в конце концов отвезут в повозке на площадь де ла Гренет и четвертуют, разорвут на части четырьмя лошадьми. Это мучительная смерть. Казнь через повешение или обезглавливание - куда более мягкий приговор, чем тот, который вынесли ему.

Но самое страшное даже не это. Ужаснее всего было бесчестье, больше всего он боялся, что его, обезумевшего от страданий, смогут заставить ложно обвинить людей, которыми он особенно восхищался и которым был очень многим обязан, - де Сюрси и Баярда.

Постоянно ухаживая за Мишле, он ловил то слово, то фразу, складывал услышанное одно к одному и в конце концов окончательно уверился, что Жан де Норвиль, хотя и совершенно бессовестный негодяй, но Бурбона не предавал он стоял во главе заговора против короля, и если этот заговор вовремя не пресечь, то он представит даже большую опасность, чем вооруженное вторжение.