Выбрать главу
кажется, что с омовением пора закругляться, беру серое льняное полотенце - опять же, подарок местных рукодельниц, промокаю твоё тело, а потом вытираю насухо, одновременно делая лёгкий массаж и разгоняя кровь по телу, но аккуратно миную места ожогов, порезов и ушибов.        Подхватив на руки (надо же, ты очень лёгкая), несу к набитому свежим сеном лежащему в углу матрасу и кладу туда. Ты абсолютно не сопротивляешься, не проронив ни звука. Пока неясно: испуг это или любопытство. Но у меня впереди ещё вся ночь, чтобы понять.        Взяв костяной гребень, расчёсываю твои приятно пахнущие после ванны травами волосы. И плавно перехожу от расчёсывания к поцелуям, которые становятся с каждой секундой всё жарче и всё ниже.       Нежная шея, линия плеч. Ты немного напряжена, но это ненадолго. Я зарываюсь руками в густые рыжие пряди волос и одновременно целую грудь. Кончиком языка прикасаюсь к твердеющему тёмному ореолу, провожу по кругу, а затем легонько прикусываю, ты будто движешься мне навстречу, желая ещё больше ласки. И получаешь её. Я нежно глажу рукой другую грудь и проделываю с ней то же, что только что с её предшественницей.       Ты уже менее напряжена, - ощущаю, когда приближаюсь к мягкому животику, поглаживаю его, а затем провожу языком до тёмного треугольника внизу. Как же ты пахнешь! От запахов молодого тела, от прикосновений к нему, я сам начинаю дрожать, ощущая, как жар растекается по сосудам, концентрируясь в чреслах, заставляя их сделаться твёрдыми, как камень.       Ты трепещешь, а моя рука, поддаваясь природному желанию, скользнула ещё ниже, раздвинув бёдра. Роса уже выпала на нежных лепестках, знаменуя, что меня хотят, и это не может не радовать.       Но я желаю ещё немного поиграть. Переворачиваю тебя на животик, и моему взору предстаёт чудесный вид ровной спины и пухлой попки, которая напоминает спелый персик - так и хочется укусить. Зачем же отказывать в удовольствии? Нахожу ложбинку между лопаток и, нависая над тобой, аккуратно провожу языком по ней до самой поясницы, а затем не очень мягко прикусываю упругую ягодицу, ты вскрикиваешь и бессознательно переворачиваешься на спину. Ладно.        Плавно сползаю, расположившись меж твоих ног и слегка возвышаясь над пылающим от желания телом. Моё мужество отчаянно рвётся в бой, так зачем же медлить? Жезл направлен, и цель уже ждёт его вторжения. Толчок. И единым движением погружаюсь в твои недра так глубоко, насколько это возможно. Ты дёргаешься, я останавливаюсь на какое-то время, давая привыкнуть ко мне. Как приятно оказаться в твоём нежном плену, ощущать природный влажный жар, который заставляет моё сердце биться чаще, стуча в висках тревожным набатом.       Внутри тебя тепло и узко. Ты явно напрягаешься, ещё пока не зная, чего от меня ещё можно ожидать. Ну что ж, сейчас увидим, чего можно ожидать от тебя. Я начинаю двигаться, сначала медленно, очень медленно и плавно, постепенно ускоряясь. Ощущаю, что ты улавливаешь мой ритм. Теперь мы - единый организм, одна субстанция, которая движется вперёд по дороге в ад сладострастия. Я не чувствую себя, но чётко ощущаю тебя, мелодию движения крови по твоим сосудам, которая резонансом передаётся мне, а потом, совершая круг по моему телу, вновь передаётся тебе.       Ногами обхватив мой пояс, прижимаешься насколько это возможно, двигаешься навстречу, в унисон каждому встречному движению. Ты угадываешь каждое моё желание, то сбавляя темп, то резко наращивая его. В эти мгновения, мне кажется, что улавливаем пульс самой вселенной, я - это не я, не страшный инквизитор, а ты - не ведьма, которой завтра суждено сгореть на костре. Мы - нечто более сложное, какой-то странный запрещённый механизм, заставляющий сжиматься всё внутри от удовольствия, вызывая желание растянуть это на целую вечность, но в то же время достигнуть пика.       Как сладко качаться на волнах захлестывающей обоих страсти. Но, кажется, ты слишком расслабилась. Ничего, сейчас мы это исправим. Я обхватываю губами твой сосок, прикасаюсь к нему кончиком языка, потом обвожу по кругу ореол, ощущаю, как ты сжимаешься и тут же расслабляешься внутри. А затем резко прикусываю, отчего наше соитие становится максимально плотным. Я снова нежно касаюсь соска языком, продолжая двигаться внутри тебя в такт с ласкающими движениями, которые проделываю с твоей грудью.       Ты издаёшь непроизвольный стон, выгибаешься подо мной, а я, ускоряю темп, ощущая, что скоро... Скоро нас накроет волной блаженства. Моё дыхание становится тяжёлым, движения более резкими и грубыми. Ещё, ещё. Я ощущаю максимальное напряжение в чреслах, приятное и сладкое до боли движение внутри них. Выдох. И мир замирает на короткое мгновение, по телу проходит дрожь, взрываясь тёплым фонтаном внутри тебя. Я побывал в раю...       Ты уже ровно дышишь, я лежу рядом, твой взгляд направлен прямо в глубину моих глаз. Свечи в канделябре уже сгорели наполовину, как и рассчитывалось, в их мерцании вижу своё отражение в твоих глазах. И что же ещё там, в этих зелёных омутах? Такая же надежда, как и у твоих предшественниц (я уже сбился со счёта, столько их было): глупая наивная надежда на спасение. Но нет, тебе не миновать костра, ведьма!       Нехотя встаю, накидываю на себя сутану, подхожу к деревянному столу, где стоят разные горшочки, бутыли и сосуды. Беру кружку и наливаю в неё из одного бурдюка. Это настойка корня забвения. Она делает тело нечувствительным к боли. Как раз к утру, когда состоится казнь, ты уже ничего не будешь чувствовать. И помнить тоже, скорее всего. Я не люблю, когда люди страдают, когда им больно. Тем паче, те, в которых оставил частичку себя.       Если же для тебя окажется слишком большой эта доза, то пришедшие утром палачи подумают, как всегда, что я так усердствовал с пытками, что перестарался. Но ты будешь в сознании, и тебя понесут на носилках к помосту, а мне за хорошую службу выдадут жалование больше обычного.       - Пей, ведьма! - Мой голос звучит хрипло, но протестов не предусматривает.       Ты выпиваешь всё до дна и вскоре засыпаешь тревожным сном. ***       Зелье подействовало как нужно. Ведьма своими ногами дошла до места казни, а сейчас уже пылает факелом. Но она уже не ощущает этих горячих объятий. Её уже давно нет здесь.       Толпа восторженно кричит, доведенная жестоким зрелищем до экстаза. Так и десять лет назад горела моя мать, и тупое стадо одобрительно орало, заглушая вопли казнимой.       Беглый взгляд натыкается на серую массу. Все лица слились в одно. Кто там, внизу: жалкие завистливые крестьяне, одетые в линялые лохмотья, местная знать, безвкусно выряженная в нарочито яркие и дорогие наряды. Но все они нынче олицетворяют одно - тупое стадо овец. Ведь ни одна орущая рожа даже не подозревает, что завтра может оказаться на месте сегодняшней ведьмы.       Я отворачиваюсь, достаю из потайного кармана сутаны кинжал и делаю очередную зарубку на своём посохе. Давно сбившись со счёта, всё равно продолжаю свой ритуал - количество не имеет значения. Посох уже практически весь укрыт такими надрезами.       Десять лет назад и мне грозил костёр. За что? Смешно. За смазливое личко: необычные тёмно-синие глаза, ровный овал лица, прямой тонкий нос, слегка пухлые губы; стройное и сильное тело с гордой статью. Ну что сказать? На своих односельчан-крестьян я похож не был явно. Великие святоши посчитали меня отпрыском дьявола, если не самим дьяволом во плоти. А местные деревенщины ещё подлили масла в огонь, рассказав легенду о моём появлении.        Якобы в деревню заехал один знатный господин, весьма странных манер, погостил он недолго, а потом и отправился восвояси. А моя мать, которая три года никак не могла понести от отца, вдруг обрюхатилась. Хотя всё может быть. Я ни капельки не похож на родителя, тот типичный грубый коренастый крестьянин с карими выцветшими глазами, носом картошкой и вечно обветренными кривыми губами. Но ведь я мог пойти и в мать. А та была красавицей.       В своё время имел несчастье быть первым парнем в деревушке, многие девушки, да и дамы постарше, на меня заглядывались, но в свои шестнадцать мечты вели юношу к рыцарям, а не к оседлой крестьянской жизни и созданию семьи, как это уже сделали мои ровесники. Но стоило отказать местной баронессе... как через неделю в деревню приехали инквизиторы. Лично ко мне не выдвигалось претензий, а вот мать...        Я оказался довольно смышлёным и достаточно наивным для своего возраста, совершив несколько попыток спасти её, поэтому главный Инквизитор из приехавших разглядел что-то во мне и поставил перед выбором: костёр или целибат и служба Церкви. Я очень хотел жить...        «Что ж, стать рыцарем креста тоже неплохо», - подумалось мне, ведь хоть и косвенно, но мечта всё же осуществлялась. И вот... Я - один из ярых борцов с происками дьявола, как сейчас одобрительно вещает получившая своё долгожданное зрелище толпа.       Овцы! Глупые набожные овцы! Вам и невдомёк, что среди вас ходит волк. Вы сами создали дьявола. Дьявол этот - я!