– Полагаю, в Кардиффе соберется много народу, – сказал Филипп Жильберу, когда они выехали из Ньюпорта. – Поэтому нам необходимо произвести хорошее впечатление.
– О, думаю, это нам не составит труда, – сухо отозвался Жильбер.
Подмигнув Питеру за спиной Филиппа, он улыбнулся, и Питер ответил ему тем же. «Иногда Филипп на удивление наивен», – думал Жильбер. Он вспомнил его неловкое смущение во время первого приема в Акре после их побега из Дамаска, а также искреннее удивление каждый раз, когда д'Юбиньи обнаруживал, что имя его и подвиги известны всей Англии.
Оба они, Жильбер и Питер, знали жизнь Запада, а Филипп – нет. Они смутно чувствовали, какой фурор произведет в Кардиффе появление знаменитого крестоносца Филиппа д'Юбиньи на турнире. Филипп считал, что его маленький отряд, экипированный с такой роскошью, которой позавидовали бы многие английские рыцари, его слуги, его повозки, нагруженные всякими восточными диковинками, – обычное дело. «Там, далеко за морем, – может быть, – говорил себе Жильбер, вспоминая свою жизнь в Бланш-Гарде, – но не здесь». Лишь немногие очень богатые английские бароны могли себе позволить путешествовать с таким сопровождением или выставить подобный отряд на поле для сражения.
Через час спокойной езды на горизонте появился замок Кардифф.
– Здесь почти ничего не изменилось, – с удивлением говорил Питер, оглядываясь вокруг. – Кажется, будто замок стал меньше! Наверное, это по сравнению с замками королевства Иерусалимского. Кардифф мог бы без труда уместиться во дворе твоего замка Бланш-Гарде, Филипп.
Льювеллин привел Филиппу коня по кличке Саладин. Он прогуливал и поил лошадь перед турниром. Жильбер снова заговорщицки подмигнул Питеру, когда Филипп садился в седло. Во всей Англии не нашлось бы лошади, которую можно было бы сравнить с конем Филиппа по красоте, не говоря уже о его способности брать с места сразу в карьер.
Льювеллин в это время своим хриплым голосом торжественно выкрикивал последние приказы слугам.
– Сидите в седле прямо! Помните, вы – крестоносцы, а не какие-нибудь зеленые рекруты. Грудь вперед! Вот так-то лучше.
Турнир должен был состояться на лужайке перед замком Кардифф. У подножия крутого холма, на котором возвышалась главная башня замка, между вбитыми в землю кольями были протянуты веревки, отмечающие узкую дорожку, где должны проходить сами поединки. Для рыцарей, съехавшихся на турнир из других замков, были поставлены палатки для отдыха. В светлом осеннем воздухе трепетали флажки с гербами лордов Марчеса и баронов с другого берега Северна и Бристольского канала. А сами бароны и рыцари в это время заканчивали обсуждение оружия и доспехов, пока рядом слуги водили их коней.
На противоположной стороне собралась огромная, шумная толпа народа, с нетерпением ожидающая начала турнира. В Кардифф стекались люди изо всех окрестных сел, замков и городов – сотни мужчин, женщин, детей, плотными рядами стоящих у самой веревки. Для уважаемых гостей турнира было построено возвышение, на котором уже разместилась вся знать Марчеса: мужчины в нарядных коттах и плащах и их дамы, шуршащие шелками платьев, в кружевных платках и в маленьких шапочках на головах.
С одного края огороженной дорожки стоял герольд, плотный, полноватый человек, одетый в роскошный камзол и держащий в руках жезл. Он ждал графа Глочестерского, чтобы возвестить начало турнира.
Ричард де Клер, граф Глочестерский, был самым влиятельным из лордов Марчеса в Южном Уэльсе и одним из самых богатых феодальных баронов во всей Англии. Сейчас он вел беседу с двумя пожилыми рыцарями. Как и граф, они не принимали участия в турнире. Знатные воины, в шелковых коттах длиной до середины икры, кутались в богатые плащи с меховой опушкой, которые по карману были лишь очень состоятельным нормандским сеньорам. Граф, несмотря на все свое влияние, был относительно молод. Высокая стройная фигура, рыжие волосы, как и у большинства Клеров, очень бледное лицо с резко выступающими на нем скулами, с тонким изящным носом, с острым упрямым подбородком – все это сразу бросалось в глаза. Карие живые глаза его остановились на герольде, и он уже собирался подать ему сигнал начинать, когда с обеих сторон смотровой башни раздалось громкое пение труб.
Светлые брови графа удивленно поднялись вверх. Рыцари и бароны, приезжающие в замок, редко возвещали о своем прибытии таким образом. Шум толпы сразу же стих, и в наступившей тишине резко прозвучал топот копыт по деревянному откидному мосту.
Перед глазами удивленной публики появилась внушительная фигура рыцаря в полном вооружении и в белом плаще. Слева от плеча до колена тело его было прикрыто продолговатым щитом, украшенным золотой чеканкой и узором, из-под него виднелись длинные ножны меча, а к седлу был прикреплен странной формы шлем. Над головой рыцаря на древке поднятого вверх копья развевался флажок барона.
По толпе, сразу же отметившей красоту и грацию его коня, пробежал ропот, постепенно перешедший в громкие крики, когда в арку сторожевого домика въехала длинная колонна всадников. Вслед за бароном ехало еще два рыцаря, а затем отряд стрелков в полном вооружении, загорелых рослых воинов, следовавших за своим лордом стройным шагом. Позади тянулось шесть больших повозок в сопровождении слуг на лошадях.
– Ради всего святого, кто это? – воскликнул пораженный граф. – Черный ястреб? Я никогда раньше такого не видел! А вы, сэр Генри?
Старый рыцарь, стоящий подле него, отрицательно покачал головой.
– Никогда, сир. – А потом он наклонился к самому уху графа и тихо сказал: – Все это очень странно. В Англии всего несколько баронов могут позволить себе брать в дорогу такой эскорт.
Ехавший впереди рыцарь остановился у палаток, а потом подъехал к возвышению, на котором собрались знатные бароны. Он поднял руку, и по приказу командира отряда лучников вся колонна застыла на месте. Всадники прямо и неподвижно сидели на своих лошадях, чем привели в восторг всех присутствующих.
– За такого жеребца можно, наверное, выкупить из турецкого плена целого барона, – пробормотал граф, опытным глазом окидывая боевого коня незнакомого рыцаря. – В наших краях таких лошадей нет.
– Они не похожи на нормандцев, мой господин, – заметил второй рыцарь, стоящий рядом с графом. – Эти кольчуги не здешней работы. Посмотрите, лицо первого рыцаря такое смуглое, он не мог так загореть в Марчесе.
– Вы правы! – воскликнул граф. – Смотрите, у третьего рыцаря на щите герб Шавосов. Разве сын Джеффри де Шавоса не отправился в крестовый поход?
– Да, конечно. Это крестоносцы! – закричал сэр Генри. – Но кто это впереди?
Слово «крестоносцы» пронеслось по огромной толпе, как пожар, раздуваемый ветром. Крестоносцы были окутаны аурой опасности и романтики, распалявших воображение всего христианского мира. И всех, кто возвращался из далекой Святой земли, на Западе встречали с восхищением и благоговейным трепетом. В Марчес уже вернулось несколько крестоносцев. Рыцари и леди встали на возвышении, подавшись вперед, с любопытством рассматривая этих прославленных воинов.
– Где Богун? – спросил граф. – Может быть, ему известно имя этого барона.
Загорелый рыцарь, протолкавшись сквозь толпу любопытных, встал возле графа.
– Не могу поверить! – воскликнул он. – Да это же д'Юбиньи из Бланш-Гарде!
– Что?! – граф и вместе с ним все остальные повернулись к незнакомому рыцарю, во все глаза глядя на него. Филипп в это время спешился и стоял возле своего коня. – Ты хочешь сказать, это тот самый барон, который сражался при Хиттине, а потом с королем в Арзуфе и Акре? Ведь он один из самых влиятельных баронов Леванта, не так ли? Что он делает в уэльском Марчесе?
– Да, это сам Филипп д’Юбиньи собственной персоной, – подтвердил Богун. – Я бы ни с кем не смог его спутать. Я сражался бок о бок с ним при Арзуфе, когда он вместе с королем громил мамлюков. А это его слуга, Льювеллин. Он служил у меня, пока д'Юбиньи был в плену у проклятых нехристей. Этот слуга – лучший из всех, кто служил мне. – И Богун спрыгнул с возвышения, чтобы приветствовать Филиппа.