— Очень рад, что вы возвратились. Вероятно, ваше донесение готово.
— Оно при мне. Но если я возвратился благополучно и смог побывать дальше Петерборо, то, наверное, обязан я этим не вашему расположению.
— Понимаю… Вы упоминаете об этом в донесении?
— Можете быть в этом уверены, сэр.
— В таком случае позвольте мне сказать, что ловушка эта устроена с соизволения ее величества. По смерти Вильгельма Оранского мы имеем право не доверять людям, которых мы не испытали.
— Удивляюсь, сэр, что здесь употребляются столь низкие средства для того, чтобы отличить честного человека от мерзавца. Но, быть может, после этого испытания её величество не найдет препятствий лично принять от меня донесение?
— Вы говорите о низких средствах? В наше тревожное время все средства хороши! Что же касается личной передачи вашего донесения, то это невозможно. Во всяком случае, бумага будет прочитана ее величеством, и если королеве угодно будет обратиться к вам с дальнейшими вопросами, то вас потребуют к аудиенции.
— Сколько времени должен ждать я ответа?
— Завтра я сообщу вам решение её величества. Да не будьте так угрюмы, друг мой, пройдитесь по парку и в залах, может быть, встретите кого-либо из знакомых, а я сообщу гофмейстеру ее величества ваше имя.
Уолсинхэм позвал Рори и, написав несколько строчек, сказал:
— Рори проведет вас к гофмейстеру.
Леопольду позволили пройтись по пышным залам Тюдоров и взглянуть на вечерний придворный круг. Никто не знал фон Веделя, никто не заботился о нем. Его внушительная фигура и прекрасная голова порою вызывали удивление, но он был «немец», а у господ этих и без того было много дел. Леопольд искал Эйкштедта, но не найдя его, он проходил по одному залу, как вдруг один из советников королевы, беседовавший с гофмейстером, поклонился последнему и быстро подошел к Леопольду.
— Нам по пути, сэр. Вы понимаете по-голландски?
— Плохо, милорд. Могу ли я спросить, кто оказывает мне честь сопровождать меня?
— За именем моим дело не постоит, — ответил советник, — как только вы ответите мне на один вопрос.
— Что вам угодно?
— Каким образом случилось, господин Леопольд фон Ведель, — продолжал советник, когда они вышли в парк, — что в Лондоне вы носите на груди портрет Вильгельма Оранского? В Риме и Испании вы носили другой портрет.
К счастью, темнота не позволяла советнику подметить выразившегося на лице Леопольда изумления.
— Я нахожу, что портрет этот мне полезен здесь.
— В этом я нисколько не сомневаюсь. Но другой портрет и клятва ваша вменяли вам в обязанность по прибытии в Лондон явиться в испанское посольство, а не разъезжать по стране. Вам известно, что с некоторыми лицами вы находитесь в обязательных отношениях.
— Разумеется, но только не с вами. Вы знаете мое имя и, как кажется, давно уже наводите справки касательно моих действий, а я не знаю ни вас, ни поступков ваших.
— Никакие увертки не помогут вам, милый господин. Вы изменили известному делу, в таком случае можете быть уверены, что Англия будет вашим гробом. Возможно, в качестве друга Григория XIII вы находите полезным идти своим путем. Но такого условия у нас не было! Пока вы не побываете в испанском посольстве и не заявите о себе вашим лондонским сообщникам, до тех пор жизнь ваша будет висеть на волоске.
— Давать вам отчет в моих действиях я не намерен, так как вы не считаете удобным назвать ваше имя. Как только сочту нужным, я явлюсь в испанское посольство, потому что в данном случае мною управляет некто, более всех заинтересованный в деле.
— Я вас не понимаю.
— Если вы наводили справки о моих действиях, то вам наверное известно, куда я ездил.
— В Шотландию.
— И притом по повелению королевы Елизаветы! Я ехал на Петерборо, отклонился от пути, совершил небольшую экскурсию, поговорил с одной особой и даже передал ей другой портрет.
— Признаюсь, это очень меняет положение дела! Когда надеетесь вы исполнить ваше дело?
— До предстоящей Пасхи, смотря по обстоятельствам.
— Не угодно ли вам дать честное слово, что если я объявлю вам мое имя, то до страстной недели, что бы там ни случилось, вы повремените?
— Ваше имя и доводы ваши!
— Я сэр Уильям Парр, один из государственных прокуроров или юрисконсультов ее величества, а доводы мои состоят в следующем: я ближе всех к королеве, так как несколько раз в неделю я вижу ее и говорю с ней, а вам предстоит приобрести еще доверие Елизаветы, что очень нелегко. Дальше, после того как вы побывали в Петерборо, господа в испанском посольстве отступили на задний план, так как они предназначаются для последнего удара, который должен совпадать с опаснейшим для Елизаветы временем. Мой же час ударит вместе с восстанием на севере.