— Она незаконная герцогская дочь, и сейму земских чинов едва ли понравится такая герцогиня.
— Не только земские чины протестовали и грозили сложить с себя ленную присягу, но и Иоганн Фридрих обжаловал Эрнста перед императором, а переднюю Померанию, из-за фамильных интересов, осадил войсками.
— Междоусобная война из-за этой женщины! Очень мило!
— К счастью, до этого не дошло, Квинцов убедил герцога не навлекать на себя такого позора, так что Сидония осталась только его любовницей. Однако, кто это подъезжает верхом? Клянусь Богом, это мой брат, штеттинский канцлер!
Радостно и искренно было свидание. Бото отдал своего коня конюху, сел в экипаж к супругам, и при радостных восклицаниях крестьян они прибыли в Кремцов. Вечером разговор опять коснулся раздоров в герцогском семействе.
— Знаете ли, чем кончилось все это? — спросил канцлер фон Эйкштедт. — Женщина эта окончательно свела с ума Эрнста Людвига. Поговаривают, будто государственные чины хотят объявить его неспособным к правлению, назначить над ним опеку, а правление Померанией поручить Иоганну Фридриху или принцу Барниму. Сидония в сообществе с какой-то колдуньей, Иреной, занимается бесовскими делами.
— Иреной? — спросил Леопольд. — А я слышал, будто она занималась тем же с мавританкой Хадой дель Оедо.
— Герцог Иоганн Фридрих поклялся, что если кто-либо из них, она или сама Сидония, попадутся ему в руки, то он накажет их по всей строгости уголовных законов.
— Тогда будет отомщен мой брат, — сказал Леопольд. — Впрочем, женщина эта недостойна, чтобы о ней вспоминали честные люди.
В тот день, когда Леопольд и Анна приехали в Кремцов, в Штеттине случилось нечто необычное. Какой-то незнакомец, приехавший под вечер в замок, приказал доложить о себе гофмаршалу Курту Каспару фон Веделю, после чего его представили герцогу Иоганну Фридриху. Его светлость позвал затем капитана своих телохранителей, Промница, и поздно вечером, с глазу на глаз, отдал ему нужные приказания.
Около полуночи две женщины — Сидония и Нина — шли по дороге в Пландрин к тому дому, где Ирена Оеда проделывала некогда свои чудеса.
— Ты полагаешь, что она покажется, хотя давно уже избегает меня? — спросила Сидония.
— Я в этом уверена, — ответила Нина.
— Если же она не захочет, если ее нет дома, то я готова обратиться с вопросом даже к черному зеркалу. Должна же я знать, чем помочь в этом горе и ему и самой себе.
И она сильно постучала в дверь.
Долго дверь не открывалась, наконец показался прежний грозный старик с лампой в руке.
— Я хочу поговорить с вашей женой.
— Ее нет дома.
Когда она возвратится?
— Не знаю. Впрочем, она приказала передать вам, что для вас ее никогда нет дома.
— Нет для меня дома?
И с этими словами Сидония быстро вошла в дверь.
— Посмотрим, ответит ли она мне!
С несказанным волнением она поспешила к знакомой двери, отворила ее и вошла в комнату гадальщицы. Как обыкновенно, комната была сильно освещена.
— Ирена! — вскричала Сидония. — Я в отчаянии и в горе! Подойди ко мне, выслушай меня!
— В отчаянии и горе! — захихикало вокруг.
— Прочь со вздором этим! Не хочешь ли напугать меня? Мое положение ужасно! Отвечай, если ты не трусливее презреннейшей твари! Разве ты не обещала мне герцогскую корону? Лгунья, обманщица! Где корона эта? Где ребенок, в блеске которого должен исчезнуть мой позор?
Ей ответил язвительный хохот.
Сидония повернулась к занавеси.
— Если в доме этом царствует вместо истины ложь, обман и соблазн, то говори, черное зеркало!
Завеса медленно приподнялась, показалось темное зеркало.
— Чего ты хочешь?
— Я хочу знать средство, которое исцелило бы любимого мною человека! — вне себя вскричала она.
— Освободи из кровавой могилы Буссо фон Веделя, возврати ему жизнь, молодость и непорочность — и ты будешь иметь средство это! Женщина, повергшая в позор собственную мать, недостойна называться матерью.
— Проклятое фиглярство, дьявольское наваждение! — вскричала Сидония и хотела ударить по зеркалу, в котором вдруг отразился бескровный труп Буссо.
— Бей! — осклабился череп.
Дико вскрикнув, Сидония подалась назад и с трудом подошла к дивану. Она не слышала, что в коридоре раздавались звуки оружия, голоса и шаги людей, не видела, как зеркало закрыла занавесь.
Отворилась дверь, и в комнату вошел фон Промниц с телохранителями герцога.
— Возьмите ее и свяжите ей руки!
— Господи! Что вы делаете со мною? Чего вы хотите господин фон Промниц? Боже великий! Я в руках герцога Иоганна Фридриха.