Конечно, Анна была не бесчувственна. Она хорошо понимала, что ряд взаимных ошибок и злоба Сидонии гонят ее с этого места, где она так часто бывала счастлива и беззаботна. Если бы она могла обратить свое отвращение в любовь к Леопольду, то ее сердце охотно осталось бы у этих верных и честных людей.
Дрожащая девушка поцеловала руку Иоанны.
— Да простит мне небо, моя дорогая госпожа! Если вы будете так милостивы ко мне, то попросите Леопольда, чтобы он не делался воином. Кроме того, пусть он мне напишет эту грустную и страстную песню. Я буду молиться, чтобы Бог наставил меня, и я, несчастная, может быть, полюблю вашего сына от всего сердца. Тогда я сделаю его счастливым и буду сама счастлива!
— Мне очень приятно, что ты не окончательно отказываешь. Вы еще оба молоды и можете подождать несколько лет. К вам придет, может быть, поздняя любовь! Если же я уже умру, то вспомните, что ваше счастье было для меня смыслом последних дней моей жизни! Песню ты получишь.
— А он должен из любви ко мне не быть рыцарем. Обещаете ли вы мне это?
— Обещаю. Если ты соскучишься по нас, то мой дом и мое сердце всегда открыты для тебя!
После этого дня началась продолжительная борьба между Леопольдом и матерью. Ему сильно хотелось в Штатгарт, но Иоанна рассказала ему о своем последнем разговоре с Анной о том, что она вовсе не желает видеть его рыцарем. На память о себе он написал песню о Гемебранде и послал ее Анне; между листками письма положил он фиалку и незабудку. Через несколько недель новая скорбь и ужасное беспокойство овладело им. Он попросил мать отпустить его на иностранную службу к графу или князю, где он может познакомиться со странами и людьми и позабыть об Анне. Его просьбу поддержали братья и сестры, тем более что Леопольд все худел, ничего почти не ел, и совершенно перестал пить.
Наконец представился случай. В августе в Лейпциге при дворе курфюрста Августа Саксонского должна была праздноваться торжественная свадьба. Дочь его брата и предшественника Морица, павшего при Зиферсгаузене, выходила за Вильгельма, принца Оранского и графа Наосауского. Герцог Ганс Кюстринский был приглашен также и выбрал для своей свиты знатнейших из своих вассалов. К их числу принадлежал также Лука фон Бланкензее, старший брат Антония, мужа Схоластики. Лука, владелец Шлагентина и Неймарка, кюстринский вассал, предложил Иоанне взять с собой Леопольда и отдать там его в пажи к одному из высоких господ. Вся родня полагала, что два года, проведенные в большом свете, успокоят страсти Леопольда, смягчат его суровые привычки и сделают его более рассудительным. Здесь же при подобных обстоятельствах из него никогда не выйдет ничего хорошего. Наконец, вдова решилась и с великой скорбью рассталась со своим любимцем. Между тем из-за любви к нему она сделала новую глупость.
Пока собирали в дорогу Леопольда, Иоанна объявила, что перед отъездом юноши из Кремцова она хочет ему показать золотую женщину в Колбетце. Это она делала для того, чтобы он знал, что его род знаменит и что он должен помнить всегда об этом и не ронять его чести в чужих странах среди веселья и опасностей. Несмотря на предостережения, вдова взяла только хорошо вооруженных: Николаса, сына Юмница, Лоренца, охотника Ловица и слугу Иобета. Так отправились они к Мадуанскому озеру и к закату солнца прибыли в монастырь и деревню Колбетц, где фогт приготовил им ночлег. Иоанна позвала приора и сообщила ему свое желание посетить церковь. После ужина мать и сын крепко заснули.
Приветствие Иоанны вовсе не походило на приветствие госпожи. Монах дал понять, что ему нет никакого дела до ее приезда. И в самом деле, монахи ненавидели одинаково ее и Курта Веделя. Ненависть их к Иоанне усилилась после того, как она отказала в их просьбе снова возобновить языческие праздники. Может быть, жена Веделя, к слабостям которой принадлежала и золотая женщина, согласилась бы на желание монахов, если бы ее опекуны, капитан и канцлер, решительно не объявили вдове, что она имеет полное право выгнать монахов и Колбетц присоединить к своим владениям. Но при этом она все-таки не имеет права нарушить приказ своего мужа, запретившего показывать кому-либо этого идола. Одним словом, она может распоряжаться всем, но должна считаться с последней волей мужа.