— Вижу я, — сказал Готфрид, убирая деньги в большой сундук под кроватью, — что есть в тебе смирение и благочестивое рвение до дела христианского… Погоди-ка.
Бормоча себе под нос, Готфрид принялся рыться в сундуке. Не найдя искомого, он бегло осмотрел две деревянные полки, приколоченные к задней стене, и перешёл к сундуку, стоявшему рядом с дверью.
— Куда же я её сунул…
Нужная вещь нашлась в груде тряпья (в том числе и женского), сваленного рядом с сундуком. Это оказалась увесистая шкатулка, обитая железом. Готфрид сел на кровать, положил шкатулку себе на колени и начал копаться в её содержимом.
— «Сим свидетельством…» Так, это не то… Это святотатство… Это возведение хулы на Папу… А это что такое?.. Ага… Нет… А это?.. А, вот оно!.. Давай становись на колени.
Чувствуя себя полным идиотом, я встал.
— Сын мой, веришь ли ты в Иисуса Христа, Господа Бога нашего? — проникновенным голосом спросил меня епископ.
— Да, отец мой. Верю.
— Раскаиваешься ли ты в убийстве… этого… как его…
— Гийома де Боша.
— Во! Точно… Раскаиваешься?
— Раскаиваюсь.
— Какие-нибудь у тебя ещё есть грехи?
— Да нет… кажется…
— «Кажется»! — передразнил меня епископ. — Так есть или нет?
— Нет.
— Не верю.
— Ну, вообще-то… — начал я, судорожно соображая, что бы ещё такое придумать.
— Ладно, — смилостивился Готфрид. — Знаем мы ваши грехи. Все мы грешны. Отпускаю тебе прегрешения, сын мой… Повторяй за мной: Pater noster qui in caelis…
— Pater noster…
Но тут нас прервали. Скрипнула дверь. В комнату заглянула молоденькая и довольно привлекательная девушка.
— Монсеньор Готфрид, вы зде… Ой, простите! — осеклась она, заметив наконец и меня.
— Мари, — с ласковой укоризной сказал епископ. — Ты не вовремя. Сгинь с глаз моих.
Девица шмыгнула обратно за дверь. Готфрид несколько секунд смотрел ей вслед. Потом в такт каким-то своим мыслям покачал головой. У меня начали затекать колени.
— На чём мы там, бишь, остановились?.. — спросил меня епископ, поворачиваясь.
— На Патерностере.
— Ах да… — Готфрид осенил меня крестом. — Вот что, сын мой… Иди-ка ты и не греши больше. Прочтёшь десять раз «Pater noster» и «Ave»… Аминь.
Решив, что настал подходящий момент для того, чтобы перекреститься, я так и сделал. Во мне почему-то сидела твёрдая уверенность, что креститься следует через правое плечо, однако рука сама собой потянулась сначала к левому, а уж потом к правому — и я не стал препятствовать ей в этом.
— Благодарю вас, отец мой…
— Все, — епископ сунул мне в руку прямоугольный кусок пергамента и ещё раз небрежно начертил в воздухе крест, — иди, сын мой.
Я вышел.
Тибо дожидался меня во дворе:
— Ну как?
— Лучше некуда. Особенно хорошо пошло вино из монастырских подвалов.
Тибо всплеснул руками:
— Так что ж, вы в гостях у него не остались? Всё равно в городе ночлег искать придётся.
Я пожал плечами. Подобная мысль мне как-то в голову не пришла. Но признаваться в этом я не собирался.
— Скажем так: обстановка к продолжению знакомства не располагала.
— Аааа…
Когда мы подъехали к воротам, выяснилось, что привратник куда-то исчез. Так что открывать ворота нам пришлось самим. Закрывать их мы не стали. Сами закроют. Не маленькие.
Постоялый двор мы нашли быстро. Первый же человек, к которому обратился Тибо, уверенно указал пальцем куда-то в конец улицы.
— Вон тот дом видите? Заведение месье Герарда. Там есть и конюшня, только с обратной стороны надо заехать.
Мы так и сделали. Воняло в переулке знатно. На главную улицу города местные жители сливать помои, видимо, стеснялись. Всем остальным улицам, переулкам и закуткам повезло меньше.
Оказавшись во внутреннем дворе заведения, мы спешились, поручили лошадей заботам подбежавшего конюха, а сами отправились в дом.
Значительную часть первого этажа занимала одна большая комната. В комнате стояло четыре деревянных стола, за каждым из которых могло бы разместиться человек десять.
Не успели мы войти и оглядеться, как к нам уже спешил коротышка в фартуке, заляпанном жирными пятнами. Под фартуком круглилось солидное брюшко. Пиво или сидячий образ жизни? Я бы поставил на пиво…
Торопливо вытирая руки о фартук, человек поклонился:
— Добрый день, господа.
— Ты — тутошний хозяин? — осведомился Тибо.
Любитель пива кивнул: