— В воскресенье утром у меня клиенты, — сказала я ему.
— Я отвезу тебя домой и заберу, чтобы ты провела остаток воскресенья со мной.
Отвезет меня домой?
Это означало, что он предполагал, что я проведу с ним ночь.
И мне понравилось его предположение.
Мое сердце сжалось.
В заднем кармане Найта зазвонил сотовый.
— Дай мне секунду, детка, — пробормотал он, вытаскивая его, посмотрел на экран, и затем нажал кнопку и поднес к уху, — Эй, — поприветствовал он, сделал небольшую паузу, затем раздалось полу рычание, — Скажи, что ты издеваешься надо мной. — еще одна пауза, затем раздраженным голосом спросил, — Сколько часов? — затем пауза, — Какого хрена она ждала почти до двух тридцати, чтобы притащить свою задницу к тебе? — тишина, затем, — Господи, блядь, эта сучка собирается проломить мне голову. Дерьмо вместо мозгов. Она сообщила, что он постоянный клиент? — затем пауза, и его голос стал еще более раздраженно, — Он делал это раньше? — еще одна пауза, затем зловеще тихо произнес, — О нет. Это сообщение я собираюсь передать. Аня со мной. Сейчас она устроиться, и я встречу тебя в клубе. — затем пауза, — Хорошо. Двадцать, может, тридцать. До скорого.
Он нажал на кнопку, и его взгляд остановился на мне.
— Мне нужно кое-что сделать, и я хочу, чтобы ты подождала меня здесь.
— Может, мне стоит... — начала я, но он покачал головой.
— Я хочу, чтобы ты подождала меня здесь.
— Найт…
— Аня, ты не понимаешь, но две недели назад, когда ты вошла в мою спальню, чтобы воспользоваться моим телефоном, твоя жизнь, которая была не такой уж и хорошей, стала лучше. Намного, блядь, лучше. Потому что я собираюсь сделать так, чтобы все было именно так. А взамен я попрошу от тебя совсем немного. И прямо сейчас, все, о чем я прошу это чтобы ты побыла здесь, пока я не вернусь домой, чтобы я мог провести с тобой больше времени, потому что, вероятно, я не увижу тебя еще неделю.
Он собирался сделать мою жизнь лучше.
О Боже.
О Боже.
Вот дерьмо.
Он был прав. Он уже это сделал. Дорогой телефон. Безопасная квартира. Сэкономленные расходы на такси. Сочные стейки. Мои девочки устраивают сцену и получают VIP-карты и сопровождение до машины, чтобы попытаться исправить ситуацию.
Дерьмовая тачка, детка. Надо купить тебе что-нибудь приличное.
О Боже.
Он думал о том, чтобы купить мне машину!
— Аня?
Мое тело вздрогнуло, а глаза сфокусировались нем.
— Найт, я не знаю.
Он был в трех футах от меня.
Но потом он не был больше там. Его руки снова сжимали мою челюсть, и я могла видеть только его лицо.
— Детка, ешь что хочешь, пей что хочешь, смотри телевизор или кино и просто жди меня. Все, о чем я прошу это удели мне время, а когда я вернусь составь мне компанию. И я говорю тебе, что я действительно хочу, чтобы ты дала мне это, — мягко сказал он.
Боже, серьезно, я ему нравилась.
И мне нравилось, как сильно я ему нравилась.
Потому что, считайте меня сумасшедшей, он мне нравился.
— Хорошо, — согласилась я.
Я наблюдала с близкого расстояния, как улыбаются его глаза.
Мое сердце сжалось, а губы приоткрылись.
Я с близкого расстояния наблюдала, как его взгляд опустился на мои губы. Затем я увидела, как они потемнели.
При этих словах моя грудь вздымалась, колени ослабли, и я подняла свободную руку, чтобы ухватиться за край его футболки на талии.
— Черт, я хочу взять этот рот, — пробормотал он, словно разговаривал сам с собой, но я услышала его, поскольку он был рядом со мной, смотрел на мой рот, а его глаза стали темными и голодными, и дрожь пробежала по моему позвоночнику, шее, распространяясь по коже головы, а другая дрожь ударила в тайное местечко глубоко внутри меня.
Ладно, хорошо.
Хорошо, Боже.
Я хотела, чтобы он «взял» мой ртом. Я хотела этого каждой клеточкой своего тела.
Я прижалась к нему всем телом, но его руки сжали мою челюсть, а взгляд переместился на меня.
— Не сейчас, детка, — прошептал он. — Я возьму твой рот, я хочу уделить ему время и внимание, но у меня нет первого. Я сделаю это последним, а сейчас я не буду делать то, что должен.
Это было разочаровывающе. Серьезное разочарование.
Несмотря на это, я прошептала в ответ:
— Хорошо.
Он не отпустил меня, просто смотрел мне в глаза.
Подушечки его пальцев впились в мою кожу, и он грубым, чертовски сексуальным голосом, от которого у меня покалывало в потаенном уголке, прорычал.
— Черт, я, блядь, не могу дождаться, когда ты окажешься подо мной и будешь смотреть на меня так, как ты прямо сейчас, блядь, смотришь на меня.
Ладно, ладно.
Хорошо, Боже.
Мне это тоже нравилось.
— Найт, — выдохнула я.
— Господи, я собираюсь обладать этой красотой.
О Боже.
Еще одно тайное покалывание.
— Милый, — прошептала я, наклоняясь ближе.
— Отойди от меня, Аня, — приказал он.
— Прости?
— Отойди от меня, детка. Сейчас.
Я посмотрела ему в глаза. Затем я сделала то, что мне было сказано.
Он убрал руки, но одна из них схватила мою. Он отвел меня в свою уютную комнату в серых тонах и включил для меня фильм. Он провел пальцем по бедру моих джинсов, пообещал, что скоро вернется, и оставил меня.
Когда он это сделал, я отпила вина и оцепенела. Я растянулась на его удобном диване, все еще нервничая и потягивая вино. Затем я поставила бокал с вином на квадратный кофейный столик перед собой и попыталась сосредоточиться на фильме.
Потом, очевидно, я заснула.
И пока я спала, Найт пришел домой и укрыл меня мягким, теплым шерстяным пледом.
Две недели назад, когда ты зашла в мою спальню, чтобы воспользоваться моим телефоном, твоя жизнь, которая не так уж и хороша, стала лучше. Намного лучше. Потому что я собираюсь сделать так, чтобы все было именно так.
Я закрыла глаза и вздохнула.
Затем я сбросила плед, поднялась и прошла через всю комнату к окнам. В этой комнате нет ни одной затонувшей части, все на одном уровне. И все же это было потрясающе.
Я уставилась на открывающийся вид, отметив то, что уже успела смутно заметить. Ни днем, ни ночью вид из окна Найта не был плохим. Солнечный свет, Денвер и горы днем. Лунный свет, городские огни и темно-фиолетовые тени гор в ночи.
Когда мои глаза расфокусировались, мерцающие огни Денвера затуманились, и я увидела свое отражение в окнах.
У меня были красивые волосы. Даже Сандрин сказала, что хотела бы, чтобы у нее были такие же волосы, как у меня, а волосы у нее были потрясающие. А еще у меня было много волос. Они были длинными, доставали сзади до бретельки лифчика. Они блестели, даже когда я не пользовалась средствами для придания блеска. Темная, насыщенная, блестящая брюнетка.
Мне также повезло с кожей. Когда я была моложе, примерно в это время месяца у меня могло появиться один-два прыщика, но когда мне исполнилось двадцать, это прекратилось. Моя кожа также обладала сверхъестественной способностью, зимой приобретала розовый или кремово-бледный оттенок, но летом я относительно легко загорала.
И даже мои глаза мне нравились. Это было потому, что они принадлежали моему отцу, и моя мама всегда смотрела мне в глаза, улыбалась своей милой улыбкой и шептала мне в своей певучей манере: «— Когда ирландские глаза улыбаются...» Мой отец был ирландцем, и хотя ни один из них не был в Ирландии, оба с серьезным видом заявили, что у ирландцев самые красивые глаза в мире. И мама показывала мои и папины глаза в качестве доказательства, и она делала это неоднократно.
Я не могла как следует разглядеть их в своем отражении в окне, но знала, что они светло-серые с очень тонким кольцом полуночной синевы по краю радужной оболочки. Они хорошо смотрелись на моем лице, и, учитывая, что мама подарила мне свои темные длинные ресницы и темные изогнутые брови, даже я должна была признать, что мои глаза были потрясающими.
Мне было пять-семь лет. У меня были сиськи, задница и слегка округлившийся животик. И хотя я старалась бегать как можно чаще, делала упражнения для пресса и упражнения на мяче, не говоря уже о регулярных отжиманиях и прочей фигне, эта округлость никуда не делась. У меня была стройная фигура и тонкая талия. У меня были неплохие руки; не такие подтянутые как у Сандрин, но и не дряблые. Но округлость моего живота всегда меня раздражала. Вивика сказала что мне это идет, что мужчинам это нравилось, особенно учитывая мою тонкую талию, большую задницу и грудь. Она также сказала мне, что со временем я пойму это и перестану это ненавидеть.
Но этого еще не произошло.
Кроме этого, глядя на свое отражение и мысленно представляя его наизусть, я все равно видела себя по-другому.
Я видела то, что видел во мне Найт.
Люди есть люди, и все они разные. Вкусы и мнения различаются, как и люди. И я не сомневалась, что есть мужчины, которым сиськи, задницы и волосы нравились гораздо больше, чем худоба и стрижка.
И, очевидно, Найт был одним из таких.
Но он говорил о моем лице, и, стоя там, я вспомнила, как папа останавливал маму без всякой причины, просто брал ее за щеку и проводил по ней большим пальцем, пока его взгляд блуждал по ее лицу. Он делал это так, словно был загипнотизирован, как будто видел ее впервые, хотя она была у него уже много лет. И он всегда улыбался.