Баронесса Эмма Орчи
Рыцарь любви (сборник)
Рыцарь любви
Глава 1
Париж
Сентябрь 1792 года
Грозная волнующаяся толпа заливала улицы Парижа, наполняя воздух то стонами, то смехом, то диким ревом. Трудно было поверить, что это люди; это были дикари, возбужденные низменными страстями, опьяненные ненавистью, жаждавшие мести. С наступлением солнечного заката массы народа толпились обыкновенно у Западной заставы, на том самом месте, где через десять лет гордый деспот воздвигнет бессмертный памятник народной славе и собственному тщеславию.
Там происходили сцены, ужасно забавлявшие народ: ловля аристократов, которые, переодеваясь в чужое платье, пытались ускользнуть от Комитета общественного спасения. Мужчины наряжались женщинами, женщины – мужчинами, детей одевали в нищенские лохмотья. И все эти cidevant [1] графы, маркизы, герцоги бежали в Англию или какую-нибудь другую проклятую страну, чтобы подстрекать иноземцев против революционной Франции или собирать армии для освобождения узников Тампля – лишенных трона французских королей. Аристократы твердо держались старых идей, но древность рода, благородство происхождения – словом, все, чем прежде гордилась Франция, приносилось теперь в жертву безграничному стремлению к свободе, равенству и братству – увы! – вполне теоретическому.
Казни превратились в бойню, прекращавшуюся лишь поздно вечером, да и то лишь потому, что перед закрытием застав толпа бежала на окраины любоваться страданиями захваченных беглецов. Потомки тех, кто со времен Крестовых походов считался цветом Франции и властно попирал права народа аристократическими ногами в изящных башмаках, нашли своих судей: Францией правил сам народ, и гильотина ежедневно поглощала все новые жертвы, не разбирая ни пола, ни возраста. Гибли старики, молоденькие девушки, дети. Наконец народная ярость потребовала казни короля и королевы. И все это было в порядке вещей, так как тяжелый вековой труд не спасал народ от голода и нищеты, и тем, кто создал нынешний двор и страшное сословное неравенство, приходилось теперь спасаться от народного гнева и мести.
Беглецам редко удавалось благополучно миновать заставы. Сержант Бибо, охранявший Западную заставу, проявлял необыкновенное чутье и безошибочно отличал аристократа в самом совершенном маскарадном костюме. Вот тут-то и начиналась потеха! Дядя Бибо обладал большим юмором, и стоило посмотреть, как он долго прикидывался обманутым и, наигравшись своей жертвой, как кошка – мышкой, ловил беглеца в тот самый момент, когда несчастный уже считал себя вне опасности. Забавно было видеть, как какая-нибудь гордая маркиза, очутившись в когтях Бибо, вдруг начинала сознавать, что завтра ей предстоит краткий суд и нежные объятия мадам Гильотины. Неудивительно, что и в описываемый прекрасный сентябрьский вечер толпа у заставы Бибо пребывала в сильном возбуждении и нетерпеливо ждала интересного зрелища. Жажда крови, как известно, растет по мере ее удовлетворения, делая толпу ненасытной; сегодня толпа видела сто отрубленных голов и неудержимо стремилась на завтра заручиться таким же зрелищем.
Бибо сидел на опрокинутой бочке у самой заставы, окруженный небольшим отрядом, набранным из военных граждан великой республики. Им таки пришлось поработать в последнее время: Бибо каждый день ловил роялистов и отсылал их к доброму патриоту Фукье-Тенвилю, председателю Комитета общественного спасения. Бибо очень гордился тем, что отправил на гильотину по крайней мере полсотни аристократов, и его усердие удостоилось даже одобрения Дантона и Робеспьера.
Сегодня все сержанты, охранявшие заставы, получили особенно строгие инструкции: в последнее время чересчур много аристократов благополучно перебралось в Англию. Через Северную заставу бежала целая семья, и сержант Гроспьер поплатился за это собственной головой.
Ходили упорные слухи, что все удачные побеги были организованы небольшим кружком каких-то удивительно дерзких англичан, посвятивших себя борьбе с гильотиной, у которой они нагло вырывали ее законные жертвы чуть не из-под самого носа. Их подвиги сделались так постоянны, носили характер такой обдуманности, что скоро ни у кого уже не оставалось сомнений в существовании организованного кружка, руководимого, по-видимому, отважным и дерзким человеком. Говорили даже, что он и те, кого он спасал, были наделены даром становиться у заставы невидимыми, и, значит, дело не обходилось без помощи нечистой силы. И действительно, никто никогда не видел таинственных англичан, но гражданин Фукье-Тенвиль часто получал от них загадочные извещения, то находя их в карманах своего сюртука, то получая их в толпе, прежде чем мог заметить, от кого именно. Эти извещения неизменно заключали в себе короткое напоминание, что союз таинственных англичан продолжает свою деятельность. Вместо подписи на бумаге всегда был изображен звездообразный ярко-красный цветок, известный в Англии как пимпернел [2] . За получением дерзкой записки следовало обыкновенно донесение, что несколько роялистов, большей частью аристократов, благополучно переправились в Англию.