– Как, опять мой предупредительный друг из Кале? – весело произнес он. – Нам, кажется, суждено всегда любезно рассуждать о приятных предметах. Угодно стакан пунша, месье… э… Шовелен?
– Я должен просить вас, сэр Перси, отнестись к делу с соответствующей серьезностью, – строго произнес Шовелен.
– Серьезность всегда неуместна, сэр, – сказал Блейкни, вежливо подавляя зевоту, – особенно в присутствии дам.
– Могу ли я из этого заключить, сэр Перси, – настаивал Шовелен, – что вы намерены извиниться перед мадемуазель Кандейль за то, что леди Блейкни оскорбила ее?
– Видели вы, сэр, последний фасон галстуков? – с добродушнейшей улыбкой спросил сэр Перси, пряча красивые руки в широкие карманы белого атласного костюма. – Я хотел бы обратить ваше внимание.
– Сэр Перси, – твердо сказал Шовелен, – если вы не желаете принести мадемуазель Кандейль извинение, которого она вправе ожидать, то согласны ли вы, чтобы мы с вами скрестили шпаги, как два честных джентльмена?
– Это еще вопрос, сэр, – медленно произнес Блейкни, глядя сверху вниз на маленького француза, – действительно ли мы будем представлять двух честных джентльменов, скрещивающих шпаги?
– Сэр Перси!..
– Что угодно, сэр?
– Разумеется, если один из нас окажется трусом и захочет уклониться от поединка… – Шовелен не докончил начатой фразы, презрительно пожав плечами.
– Остановитесь, любезный! – с нетерпением заговорил вдруг принц Уэльский, до сих пор не вмешивавшийся в разговор. – Вы говорите, не думая. Сэр Перси Блейкни – английский джентльмен, а законы этой страны запрещают дуэль, и я со своей стороны не могу, конечно, позволить…
– Простите, ваше королевское высочество, – перебил его сэр Перси с невозмутимым добродушием, – ваше высочество не уяснили себе положения вещей. Мой предупредительный друг вовсе не предполагает, что я стану нарушать английские законы, он думает, что я отправлюсь с ним во Францию, где разрешаются дуэли и… э… прочие подобные мелочи.
– Ну да, я понимаю желание месье Шовелена, – согласился принц, – но каково ваше мнение, Блейкни?
– О, я, разумеется, принимаю вызов! – беззаботно ответил сэр Перси.
Трудно объяснить, почему за этими словами, сказанными так беззаботно, последовало гробовое молчание. Такие сцены были не редкостью в лондонских гостиных, и английские джентльмены не раз переплывали Ла-Манш для решения подобных недоразумений по континентальному способу. На этот раз каждый из присутствовавших чувствовал, что здесь разговор шел не об обыкновенной дуэли.
– Джентльмены! – раздался вдруг голос его высочества. – Мы забыли о дамах. Милорд Гастингс, исправьте, пожалуйста, эту непростительную оплошность. Ссоры между мужчинами не для нежных дамских ушей.
Маргарите хотелось крикнуть: «Не допускайте этой чудовищной дуэли! Рыцарь Алого Первоцвета, мужеству которого вы удивляетесь, которого так любите за его отвагу, стоит лицом к лицу со своим смертельным врагом, явившимся сюда, чтобы погубить благородного друга несчастных!»
Сэр Перси угадал, какая буря происходила в сердце жены, и в его устремленном на нее взоре было столько любви и спокойной уверенности, что Маргарита невольно повиновалась ему и, взяв за руку Жюльетту и сделав низкий реверанс принцу, вышла из комнаты. В дверях она еще раз оглянулась на мужа, и ее взгляд говорил ему, что она не выдаст его тайны в час грозившей ему серьезной опасности, как не выдала ни разу в счастливые времена его успехов. Затем она с улыбкой удалилась, пропустив вперед Дезире Кандейль, ставшую вдруг молчаливой и сосредоточенной.
– Черт возьми, месье, – обратился принц к Шовелену, – мне кажется, мы присутствуем при шутке, которая ничем серь езным не кончится. Я не могу позволить моему другу Блейкни ехать по вашему желанию во Францию, куда ваше правительство не пускает подданных моего отца без специальных паспортов и без указания определенной цели.
– В этом отношении вам нечего за меня бояться, ваше высочество, – вмешался сэр Перси. – Если не ошибаюсь, в карманах мрачного одеяния моего предусмотрительного друга уже есть для меня готовый паспорт, да и определенная цель налицо, черт побери! Не правда ли, сэр, – неожиданно обратился он к Шовелену, – в одном из ваших карманов уже есть предназначенный для меня паспорт, хотя имя еще не вписано?
Это было сказано так беспечно, что никто не понял истинного значения слов Блейкни. Один только Шовелен догадался, на что намекал сэр Перси: для него было ясно, что вся происшедшая сцена была подстроена, и все-таки он добровольно и с открытыми глазами шел в ловушку, так заботливо приготовленную для него фанатиком-патриотом.