- Ну, в общем, Кирюха, эта девушка совершенно здорова. По женской же линии я тебе так скажу. Она не беременна, это раз, а второе заключается в том, что она уже пять болела триппером, но она точно не беременна, поскольку в неё вставлена золотая такая штуковинка, которая не позволяет ей забеременеть, а ещё она только что трахалась с каким-то оголодавшим кобелём, который вдул ей раза три, а то и все четыре, пока мы с тобой твоими экзаменами.
Тут Тетюр слегка шевельнул мизинцем и дверца платяного шкафа сначала медленно, с противным скрипом, отворилась, а потом и вовсе отвалилась от него и упала на пол с жутким грохотом. Кир так и вытаращил глаза на своего тощего заместителя по экономическим вопросам, - бледного типа с какой-то цыплячьей грудью, кривыми волосатыми ножками и хилыми ручонками, на безымянном пальце правой руки которого блестело широкое обручальное кольцо. Лизу Соловьёву, словно подбросило, от этого грохота. Она села на кровати, посмотрела сначала на Кирилла, обалдело хлопающего глазами, потом на своего голого любовника, стоящего в шкафу в позе атланта на фоне кашемирового пальто и двух норковых шубок, подаренных им, а затем на Тетюра, злорадно ухмылявшегося у двери. Лицо её покраснело, а ноздри стали раздуваться от гнева. Её любовник наклонился вперёд, тоже кашлянул и робко пискнул:
- Здрасьте.
Кирилл несколько раз фыркнул носом и, наконец, не выдержав комизма ситуации, громко и раскатисто захохотал, а Лиза, глядя на него так, словно он был Амалом, а она Мастером Миров, в бешенстве зарычала:
- Ненавижу! Убирайся немедленно! Оба убирайтесь прочь! И ты тоже вали отсюда! Ублюдок недоношенный. Как я вас всех гадов ненавижу!
Тетюр цыкнул зубом и попытался степенно выйти, но в его спину врезался стул и он покинул помещение таким галопом, что Кир, ловко увернувшись от брошенного в него будильника, догнал мага только на лестничной клетке. Прыгая на одной ноге со ступеньки на ступеньку, чтобы надеть второй сапог, он продолжал громко хохотать и время от времени поглядывал наверх, дабы не пропустить того момента, когда на лестничную площадку вылетит его заместитель, но этого не произошло. То ли этот тип побоялся того, что Кирилл открутит ему голову, то ли Лиза быстро сменила гнев на милость, а может быть ещё по какой причине, но он остался в квартире. Тетюр, выходя из подъезда, всё же поинтересовался:
- Кирюха, неужели ты сразу не учуял, что у неё в хате хахаль?
- Да, учуял я это, Тетёха, учуял. - Ответил ему Кир - Что ж я по твоему, совсем лох конченный? Просто я не знал, как эту шлюндру на чистую воду вывести.
Когда Кир шел к машине, он мечтал только об одном, чтобы его жена не стала задавать ему никаких вопросов. Но она толи прицепила к одному из них какое-то крохотное магическое устройство, позволяющее ей следить за всем, что происходило в квартире, то ли ещё почему-то не стала задавать никаких вопросов и через десять минут они уже попадали на диван и кресло в квартире его деда и Кир, положив голову на колени Ио, облегчённо вздохнул. Теперь в Москве ему оставалось сделать только одно, встретиться с Сергеем Алексеевичем, причём застать его врасплох, когда тот будет выходить из редакции журнала "Военный вестник", в котором он вот уже почти год работал замом главного редактора.
Кирилл точно знал, что сегодня этот человек будет находиться в редакции до шести вечера, поскольку частенько заскакивал к нему на чай по субботам. В таком случае они засиживались в редакции до глубокой ночи и он всегда провожал его до дома, опасаясь, что в противном случае на него нападёт какая-нибудь шпана. Тогда они медленно шли по ночным улицам и продолжали беседу. Сергей Алексеевич был когда-то тяжело ранен и ходил с тросточкой, которой, во время беседы, он иногда начинал фехтовать или рисовать в воздухе разные фигуры, чтобы объяснить ему суть и значение тех или иных событий, происходящих в обществе. Он был не только хорошим социологом, но и весьма неплохим политологом и Кирилла поражало то, что Сергей Алексеевич предсказал несколько важных для своей страны и её народа политических событий.
Думая об этом человеке, оптимисте, неисправимым романтике, поклоняющемся Александру Грину, чуть ли не как Богу, вспоминая его старинную трубку с головой сатира и черную тросточку с костяной рукоятью в виде орла, сидящего на ней, как на столбе, Кирилл невольно улыбался. На Ильмине он частенько продолжал мысленно беседовать с Сергеем Алексеевичем. Особенно тогда, когда Калюта или Роджер срочно требовали от него каких-либо объяснений и, закрыв на пару минут глаза, представлял себе, что сказал бы им в этом случае капитан Кузьмичёв. А ещё Кирилл точно знал, как именно он обратится к своему учителю, чтобы привлечь его внимание на улице, когда он выйдет из редакции и, слегка прихрамывая на правую ногу, пойдёт к станции метро. Ну, и ещё он был полностью уверен в том, что этот человек точно не откажет ему в его просьбе, хотя кому-то другому она непременно покажется полным бредом.