— Селедка всегда жирная!
— А Нана тощая, понимаешь, тощая!
В моей ванной плавала селедка. Жирная, сытая селедка. И ехидно показывала пингвинам язык.
Разве у селедок бывает язык? — подумала я.
Бывает, мне в ответ подумала селедка и подмигнула.
Рыбы не разговаривают! — возмутилась я. Я и не разговариваю, парировала селедка, я думаю!
Думай в другом месте! Я плеснула на нее водой. Вода была не теплая и не холодная, а какая-то никакая, как мятая бумага. Я хочу принять горячую ванну!
Ты пингвин, беззвучно закричали пингвины, тебе нельзя горячую! И стали прыгать в ванну.
Я не пингвин, обиделась я и, чтобы убедиться, заглянула в зеркало. Но это было не зеркало, а серебряные рыцарские латы, украшенные гравированными ягуарами. Я потрогала одного из них пальцами.
Это щекотно, сказал рыцарь и начал снимать шлем. Я увидела выгоревшие на солнце волосы.
Мы, кажется, летели в одном самолете! — обрадовалась я, еще не видя его лица: он очень медленно снимал свой шлем.
— Я тебя узнала! — громко сказала я.
— Кого ты узнала? — спросил брат.
Откуда он тут взялся? Я потрясла головой и открыла глаза. Брат иронично смотрел на меня в зеркало у ветрового стекла. За стеклом было закатное небо и графичный силуэт нашего замка на его фоне. Моник заботливо поинтересовалась:
— Ты хорошо поспала?
— Да. Спасибо. Пожалуй… Мы уже приехали?
— Ага. Ну ты и дрыхла! Мы сто раз останавливались, а ты все спишь и спишь. Хочешь кофе? — Она протянула мне бумажный стаканчик. — Еще горячий!
— Хочу. — Стаканчик оказался приятно живым и теплым. — Спасибо. — Я была ей очень благодарна.
— А с кем ты все время разговаривала? Кого ты узнала?
— Так. — Я пожала плечами. Несмотря на кофе, спина отозвалась холодом. — Просто один персонаж из сна. Я все время его вижу в последнее время.
— Он красивый? — на полном серьезе заинтересовалась Моник, а брат хмыкнул.
Мы ехали по центральной улице Люанвиля по направлению к замку. Улица нашего сонного крошечного городка была на удивление людной, как если бы все его население вдруг высыпало из своих домов.
— Не знаю. Я никогда не видела его лица.
— Жалко, — протянула она. — Но ведь это мужчина? Я угадала?
— Мужчина, — согласилась я, с опозданием понимая, что вся эта публика, как и мы, движется к замку, а из его ворот нам навстречу тоже течет людской поток. — Слушайте, откуда в Люанвиле столько народу? И что им всем нужно в замке?
— Возьми себя в руки, сестренка. И приготовься к самому страшному, — очень серьезно сказал Ален; Моник смотрела на меня с состраданием. — Наш достославный мэр устроил из похорон отца народное шоу. Нет, естественно, он хотел как лучше! Достойному человеку — достойные похороны! Отец действительно очень много сделал и для Люанвиля, и для всей округи, и, можно сказать, он и разорился-то на благотворительности. Мэр и наш мэтр Брунар смогли оттянуть срок торгов, чтобы, пока замок не пошел с молотка, благодарные облагодетельствованные люанвильцы, так сказать, имели возможность отдать последние почести и проститься со своим…
— Ра-зо-рил-ся? С мо-лот-ка? — перебила я и тут же устыдилась своей низменно-корыстной реакции.
— Я не удивлюсь, Нана, если ты ничего не знала о состоянии финансов нашего щедрого барона, — сказал брат. — Думаю, отец и сам не особенно вникал в денежные проблемы, учреждая тот или иной фонд или фант и влезая в долги. Конечно, по мере возможности он что-то возвращал из своих гонораров за книги и заокеанские лекции…
— Да-да, папа недавно вернулся из Америки, он читал во многих университетах!
— Ты такая же наивная, как и Артюр, Нана. Неужели ты не понимаешь, что для того, чтобы содержать замок, — даже не занимаясь благотворительностью, только содержать замок и все! — каких-то там гонораров, если ты не голливудская звезда, недостаточно! Я сто раз говорил ему: Артюр, продавай замок, это слишком дорогое удовольствие для кабинетного ученого! Замок погубит тебя! И вот пожалуйста, я оказался прав. А ведь еще десять-пятнадцать лет назад можно было устроить гостиницу, какой-нибудь там туристический центр, и жил бы наш барон припеваючи, занимался бы своей ботаникой да благотворительностью! А теперь? Что ты будешь делать, Нана?
— Я?.. Почему я?
— Кто же еще? Ты наследница, если Артюр не написал другого завещания кроме того, что составил в день твоего рождения! А, зная его любовь к бюрократии вкупе с фамильной безмятежностью, я абсолютно уверен, что другого завещания нет! Нет, сестричка! Нет! Радуйся! Папа оставил тебе прекрасный выбор: ждать торгов или срочно грабить банк! Другим путем ты не сможешь выплатить долги!