Хью поставил на пол второй сапог и сунул в него ногу. Мысль о Божьей воле не давала ему покоя. А вдруг он ошибся? Что-нибудь не так понял?!
Он попытался натянуть сапог, но тот скособочился, нога съехала набок, и Хью оступился.
— Не ушибся? — бросилась к нему Эдлин, завернувшись в одеяло.
Он поднял на нее глаза. Ее лицо с ямочками на молочно-белых щеках казалось ослепительно прекрасным. Из складок одеяла выглядывала правая нога, изящный изгиб которой напомнил Хью о том, как совсем недавно, ночью, Эдлин обвивала ногами его бедра…
Нет, сейчас не время думать об этом! Хью жестом остановил жену.
— Я сам справлюсь!
Она поджала губы в недовольной гримаске, которая так его раздражала.
— Пожалуй, мне тоже пора одеться, — равнодушно сказала она.
Будто это могло им помочь справиться с размолвкой!
Придержав обувь за носок, Хью надел сапог как следует.
Он во что бы то ни стало хотел дать Эдлин все. Он жаждал быть ее покровителем и защитником, единственным, кому бы она дарила свою любовь. Ей вовсе ни к чему расточать свои улыбки другим мужчинам! И зачем ему знать, что ее чары заставляют даже отъявленных грабителей отдавать ей свою добычу? Если она может выжить самостоятельно, то к чему ей муж?
— Ты наденешь ее? — спросила Эдлин.
Почувствовав некоторое удивление в ее голосе, Хью обнаружил, что стоит с мантией в руках и тупо на нее смотрит.
— Накинь же ее на плечи, — сказала Эдлин. Уже полностью одетая, она стояла перед ним, слегка расставив ноги и уперев руки в бока. — Так ты настаиваешь, чтобы я обидела людей Ричарда, отослав им обратно подарки?
— Оставь их себе! — Хью резким движением запахнулся в мантию и решительно направился к двери, пообещав себе не произносить больше ни слова. Но передумал и вернулся. — Скажи мне только одно. — Он поднял вверх указательный палец. — Ты действительно любила меня в юности?
Бросив негодующий взгляд на этот торжественно воздетый палец, она посмотрела Хью в лицо, и ее губы тронула улыбка.
— Да, любила.
— Тогда, черт побери, постарайся полюбить меня снова!
— Миледи что-то не нравится? — робко спросила Неда, показывавшая новой хозяйке кухню.
— Нет-нет, здесь все замечательно! Это одна из лучших кухонь, которые мне доводилось видеть, — рассеянно ответила Эдлин, обводя хмурым взглядом большой очаг, сверкавшую чистотой посуду и главного повара. — Просто я, к своей досаде, совершенно забыла, какими тупоголовыми упрямцами бывают мужчины, — неожиданно добавила она.
Дюжий повар посмотрел на нее с испугом.
— По-моему, это очень трудно забыть. Особенно если напоминание всегда перед глазами. Вы ведь имеете в виду… какого-то конкретного мужчину? — спросила Неда.
По дипломатичной паузе, которую сделала жена домоправителя, Эдлин догадалась, что повар принял ее замечание на свой счет.
— Ваша кухня поистине великолепна, — натянуто улыбаясь, сказала она ему, чтобы сгладить неловкость.
Тот вздохнул с облегчением.
— Говоря о тупоголовых упрямцах, я имела в виду прежде всего мужей, — пояснила Эдлин Неде, с которой вдруг стала весьма откровенна.
— В честь вашего прибытия повар распорядился зажарить целого быка! — сообщила та, легонько подтолкнув хозяйку вперед, не решаясь пока пускаться в рассуждения на предложенную тему. — У вас будут пожелания относительно прочих блюд?
Что будут подавать к столу во время предстоящего пиршества, совершенно не заботило Эдлин: она имела случай убедиться, что готовили здесь отменно. Однако кухонная челядь уже выстроилась для церемонии приветствия и явно ждала похвалы от графини. Эдлин немного смутилась: ей и раньше доводилось участвовать в подобных «смотринах», но ни разу под руководством такого знатока этикета, как Неда. Когда новая хозяйка, стараясь запомнить каждое имя, поприветствовала всех до последнего поваренка, они с Недой направились через двор к коровнику.
— Вы навсегда завоевали их сердца, миледи, они будут служить вам с радостью, — заверила ее Неда.
Но Эдлин не терпелось вернуться к прерванному разговору.
— Дело в том, — сказала она, — что до брака с графом Роксфордом я целый год жила в аббатстве среди монахов. Там я совершенно забыла о мужском норове.
— Понимаю! — ответила Неда, запахиваясь в плащ, потому что пошел дождь. — Как не забыть! Я не встречала ни одного монаха, которого можно было бы назвать нормальным мужчиной!
— Нормальным? — Эдлин не любила этого слова. — Но они самые что ни на есть нормальные мужчины!
— О, они, конечно, почтенные, святые люди, — поспешно добавила Неда, — они преданно служат. Богу, но…
Тут она открыла дверь коровника, и навстречу им бросилась одна из доярок.
— Здравствуй, Джудит. Это наша новая хозяйка. Она пришла взглянуть на коров.
Эдлин вовсе не хотела глядеть на коров. Ей не терпелось продолжить разговор с домоправительницей о монахах, но вместо этого ей пришлось гладить отменно выглядевших животных и заглядывать в деревянные ведра, восхищаясь их чистотой.
— Ты что-то собиралась рассказать о монахах? — напомнила она, едва они с Недой вышли за порог.
— Ох, я совсем не хотела вас обидеть, миледи. Уверена, вы знакомы со многими весьма достойными монахами. У меня дядя и брат тоже в монахах, я очень их люблю и уважаю.
— Но все же? — настаивала Эдлин. — Что тебя не устраивает?
— Да можно сказать, что они для меня потеряны. Они живы-здоровы, хоть и многое выстрадали, чтобы стать ближе к Богу. Они хорошо исполняют свой долг, но для меня в их жизни больше нет места. — Она задумчиво смотрела куда-то в дальний угол двора. Дождевая вода, стекая с соломенной крыши коровника, лилась им под ноги, и Неда отступила назад, прислонившись к стене.
— Не то чтобы это задевало мое самолюбие, нет, просто я помню, насколько мы с братом были близки в детстве. Я скучаю по нему.
— Но если бы твой брат стал рыцарем, вам тоже пришлось бы расстаться. К тому же его почти наверняка уже убили бы, — возразила Эдлин решительно.
— На все воля Божья! — Неда спрятала руки в рукава. — Если бы он остался жив, то приезжал бы хоть изредка. Я могла бы обнять его, как в детстве. Он завел бы семью, и даже после его смерти его дети напоминали бы мне о нем. Нет, что вы, я не жалуюсь, но все же так было бы не в пример лучше.
Посреди двора в грязной луже возились двое крестьянских ребятишек, по виду не старше сыновей Эдлин. Если бы она строго-настрого не запретила Аллену и Паркену играть во дворе, то приняла бы этих мальчишек за своих сыновей. Один из них подобрал палку и взмахнул ею словно мечом, другой тоже схватил какой-то обломок, и закипела битва двух юных рыцарей.
У Эдлин сжалось сердце. Нет, она не желала, чтобы ее сыновья стали рыцарями. Пусть уж лучше постригутся в монахи, по крайней мере останутся живы. Но что ею двигало: эгоизм или материнская любовь? Стремление обеспечить наилучшее будущее детям или боязнь потерять их?
Если Неда права, то придет день, когда любовь к Богу навсегда вытеснит из сердец мальчиков любовь к матери. И лицо Аллена уже не будет вспыхивать от радости при виде нее, и Пар-кен перестанет льнуть к ней по обыкновению, молча прося материнской ласки…
— Нам пора, миледи. Надо спешить, иначе мы не успеем обойти весь замок и оставшиеся без вашего внимания слуги решат, что вы ими пренебрегли и чем-то недовольны, а те, которых вы повидали, задерут нос. Начнется ненужное соперничество.
Неда первой шагнула во двор, и они пошли среди островков мокрой травы и многочисленных луж, внимательно глядя под ноги, чтобы не запачкаться.
— Что до мужей, то они и впрямь умом не блещут. Ваш, например…
Похоже, Неда была не очень лестного мнения о Хью, и Эдлин решила, что эта женщина ей, пожалуй, нравится.
— Что ты о нем думаешь?
— Ничего плохого, разумеется. Не хуже, чем другие мужчины. — Неда сделала еще несколько шагов, и тут ее прорвало: — Ну посудите сами, разве женщина на его месте решилась бы выставить вон управляющего, обремененного семьей, даже не поинтересовавшись, готовы ли они служить новым хозяевам?! И это при том, что поместье содержится в образцовом порядке!