– Зачем ты это сделал? – тихим голосом спросила Ира, проводя пальцами по бурой от грязи щеке Володи.
– Ради справедливости, – честно ответил парень. – То б тебе обидно было, а так мы на равных, – сказал Надыкто и широко улыбнулся. И не было в его интонации и тени того, что называют самодовольством или бахвальством.
Нет, поступок Надыкто шел от сердца, а не от желания показаться лучше, чем он есть на самом деле. Это был совершенно искренний порыв. И будь на месте Наумлинской, скажем… Да кто угодно, даже парень! Володя все равно сделал бы то же самое. Таким уж человеком был Володя Надыкто. Только мало кто об этом знал. А вот Ира теперь знала. Теперь ей казалось, что никто из одноклассников не видит, не замечает, не чувствует, с каким исключительным человеком они вместе учатся. Ведь таких людей на свете больше нет. Ира точно знала это. И как она раньше ничего не видела? Да так же, как и все они… Чему же тут удивляться! А что бы было, если б не этот случай? Подумать страшно… Так и проучились бы в одном классе до конца, и она, как и все, встречалась бы каждый день с Володей, даже не подозревая, какой это на самом деле исключительный человек. Но теперь-то она знает! Единственная из всех знает. И как же может эта гордячка Лу Геранмае отвергать такого… рыцаря? А он-то сколько лет безответно влюблен в нее! И, похоже, уже даже и не надеется на взаимность. А Лу даже смотреть не желает в его сторону. Только использует его, когда ей что-то вдруг понадобится. Сделала из него мальчика на побегушках! А ведь Володя – рыцарь! Настоящий средневековый рыцарь. Ну и выбрал же он себе даму сердца! Хотя все они, если вспомнить, выбирали себе в дамы сердца холодных и не способных оценить благородство их души женщин.
Надыкто представлялся теперь Ире настоящим рыцарем, а когда она закрывала глаза, то так и видела его стоящим возле классной доски в тяжелых доспехах, шлеме, со щитом и мечом в руках.
С этого дня жизнь Иры Наумлинской круто изменилась.
3
В тот день они, как вы понимаете, так и не попали ни на какую выставку. Володя проводил Иру до самого подъезда, после чего тоже зашагал домой переодеваться. Они явились в школу, как и положено было, к третьему уроку. Ире казалось, что теперь их связывает общая тайна. Она была уверена, что Володя теперь не сможет относиться к ней так, как раньше, то есть никак. Усевшись за свою парту, девушка обернулась. Надыкто смотрел в окно, не замечая ее красноречивого взгляда. Набравшись смелости, она окликнула его:
– Володя!
Парень обернулся.
– Ну как ты?
– Нормально, – последовал удивленный ответ. – А что такое?
– Да ничего… Просто я думала… – И тут Наумлинская запнулась.
Не скажет же она ему, в самом деле, про тайну, которая теперь якобы должна их навеки связать! Похоже, Надыкто ни о чем таком и не помышлял. Он внимательно посмотрел на одноклассницу и сказал:
– У меня все в порядке. А тебя родители не ругали?
– Нет, – счастливо улыбнулась Ира. – Дома никого не было.
– Ну и хорошо, – сказал Володя, и тут прозвенел звонок на урок, но Наумлинская все-таки успела шепнуть «спасибо».
Впрочем, Надыкто не услышал этого.
Дни шли за днями, недели сменяли одна другую, и ничего, казалось, не изменилось в отношениях Надыкто и Наумлинской. Но это только казалось. Потому что в душе у девушки бушевала настоящая буря чувств. Правда, выхода она этой буре не давала, хоть это и стоило ей немалых усилий. А Володя, что ж, в его душе, по всей видимости, ничего такого не происходило. И он очень удивился бы, скажи ему кто-нибудь, что после того неудачного похода на выставку рептилий Наумлинская потеряла голову от любви к нему. Почти целый год потребовался Ире, прежде чем она решилась подойти к Гале Снегиревой. И ни разу за все это время девушка не разочаровалась в «своем рыцаре». Теперь Наумлинская никак иначе в своих мыслях и не называла Володю. А ведь она присматривалась к нему. Очень даже пристально присматривалась! Нет, не ошиблась она в Надыкто. Этот парень, хоть и не выпячивался никогда, не лез, где надо и не надо со своим «я», как, скажем, Фишкин, но зато всегда оказывался в нужном месте в нужную минуту. То есть там, где как раз требовалась его помощь. Причем делал он это, как уже было сказано, тихо и так, что у человека, которому он помогал, часто складывалось впечатление, что он сам, без посторонней помощи выбрался из затруднительной ситуации. Таким вот редким талантом обладал этот неприметный с виду паренек, Володя Надыкто.
Но что же мешало Ире раньше намекнуть Володе о своих чувствах? Пусть даже таким способом, к которому она прибегла теперь? Почему ей понадобился для этого целый год? Может быть, девушка была не уверена в собственных чувствах и хотела убедиться, что это не какой-нибудь порыв сиюминутный, а нечто настоящее, глубокое, подлинное? Нет, дело тут было совсем в другом…
Ну прежде всего болезненная неуверенность в себе. Чего только не делала Наумлинская, чтобы увеличить, хотя бы зрительно, свои восточные глаза. Сколько книг и косметических пособий проштудировала бедная девушка, но результат, к сожалению, ее ни в коей мере не устроил. Ну не желали ее глаза превращаться в нормальные. Хоть ты тресни! В конце концов Наумлинская решила для себя, что если уж Володя не сможет ее полюбить (во всяком случае, до того момента, как она сделает пластическую операцию), то, может быть, он не станет отвергать ее дружбу? Хотя, если честно, то и в этом девушка сомневалась, потому что не находила в себе ничего такого, что могло бы его привлечь. Даже в качестве друга. Но что-то все-таки изменилось в ней за этот год. А может быть, Ира просто устала от безответной любви и надеялась в душе, что определенность, какой бы та ни оказалась, принесет ей облегчение и покой.
4
Около четырех часов пополудни в трехкомнатной квартире Наумлинских раздался телефонный звонок.
– Привет, Ир… – Не сразу узнала она голос одноклассницы: ведь за все годы совместной учебы Снегирева позвонила первый раз.
– Привет! – обрадовалась Ира, не зная, что говорить дальше.
Но Галина с ходу взяла инициативу в свои руки:
– Я тут набросала кое-что… Хочешь прочитаю? Или, может, забежишь ко мне, чтобы не по телефону? И потом, мне тут кой-какие детали уточнить нужно… – неуверенно предложила Снегирева.
Но Наумлинская схватилась за эту идею как за спасательный круг:
– Конечно! Я с радостью! Только я, кажется, не знаю, где ты живешь… Галь… А это удобно? – тут же попыталась залезть обратно в свою «ракушку» девушка.
Но Снегирева, видимо, почувствовав это, поспешила заверить Иру:
– О чем ты говоришь? Конечно, удобно! Заодно и посмотришь, как живут твои одноклассники. Слушай, Ир… – сменила вдруг тон Снегирева. – А ты вообще-то хоть у кого-нибудь была в гостях?
– Да… – виновато протянула Наумлинская. – Заходила к Люсе Черепахиной как-то… в классе четвертом, кажется…
Снегирева продиктовала Наумлинской адрес, подробно рассказала, как найти ее дом, после чего Ира, не помня себя от радости, кинулась переодеваться. Почему-то ей хотелось сейчас выглядеть эффектно и празднично. А недостатка в одежде девушка, надо сказать, никогда не ощущала. Евгения Павловна изо всех сил старалась помочь дочери обрести уверенность в себе. А для девушки, по мнению мамы, красивые вещи играют в этом деле отнюдь не последнюю роль.
Увидев на пороге Иру, разодетую в ярко-фиолетовый с блестками блузон и серебристые брюки клеш, Снегирева так и ахнула: