Суна раздраженно швырнула на стол кучку монет. Знакомые уже мне миты – три и пять, и крупные бронзовые квадратики – гроны, как я потом узнала.
- Что хочешь делай, а более нет у меня!
Ангус пересчитал монеты, сгреб в руку и кивнул мне на выход.
- Ежели распродавать все по-честному – оно, конечно, поболее выйдет. Может даже и в половину поболее. Только жить тебе придется здесь и за каждый чугунок торговаться. Решай сама, Лунка, как оно лучше.
Я забрала у него монеты и пошла на верх, за своими вещами. Лишь бы побыстрее уйти отсюда. Спустившись вниз с кучей тряпья в руках, все, что нашла в ящике, застала еще один спор:
- Отдай, Суна! Нечестно этак-то!
Вымотанная Суна, плюнув, кинула мне под ноги какой-то шарик и, громко хлопнув дверью, скрылась в комнате. Ангус нагнулся, поднял с полу шарик и сунул в карман.
- Он, конечно, гаснет уже. Но мы дома Риму попросим подкормить его. У них еще три остается, чай не обеднеют. – как бы оправдываясь сказал дядя Ангус. Похоже, что все эти разборки и торговля надоели уже и ему самому. Провожать меня никто из бывшей семьи не вышел.
Я догадалась, что это, возможно, и был тот самый светящийся шарик, что Лита называла «светляком».
На обратном пути на выселки мы прошли половину села, до центра. Встречали разных людей, многие здоровались и с Ангусом и со мной. Я так же вежливо подносила правую руку к сердцу и кивала. Пусть я не знаю этих людей, но и грубиянкой выглядеть нечего. С одним из мужчин Ангус поговорил и довольный похвастался мне:
- Десять болотников заказал на осень – сына женить будет! А болотник к осени – жирный и тяжелый, это для почетных гостей он набирает. Так вот к осени и наберу заказов, а потом и муки будет на что купить, и молока-творога, когда захотим.
Чувствовалось, что заказом он доволен. А я больше рассматривала одежду встречных. Порадовало, что не все женщины были в платьях. Как минимум двое из них, пожилая полная и совсем юная, похоже, её внучка, были одеты в брюки и странные куртки из мешковины.
- Из лесу, Вига?
- Вестимо. Комарье жрет, не снимешь куртейки.
Пожилая остановилась, утерла рукавом пот со лба и, поставив на землю большую корзину, набитую разными пучками трав и связками корешков, немного поболтала с Ангусом, расспрашивая про Риму. Мы с ее сопровождающей несколько холодно разглядывали друг друга и молчали. Я – потому, что не представляла, что говорить. Она – похоже знала прежнюю Алуну и не слишком любила ее.
Я аккуратно рассматривала их одежду с некоторым даже облегчением. Можно будет сшить себе брюки в дорогу. Присмотрелась - в девушке дремала искра магии, еще меньше моей. Совсем уж крохотная и беспомощная. Природница, как и я. Теперь я уже видела выжженное нутро ее бабушки.
Смотреть на такое было очень неприятно, как, например, на человека, у которого оторвана нога и видны старые шрамы. Я невольно отвела глаза.
В центре поселка бок о бок стояли две небольших лавочки. В одной – все, что можно есть, от свежего молока и хлеба, до сушеных ягод и зерна для скотины. Во второй – инструмент, посуда, ткани.
Цена на ткани была двух видов. Высокая и очень-очень высокая! Два куска стоили запредельно дорого! Я присмотрелась и разницу увидела даже на глаз. Та, что дешевле – не слишком хорошего качества, грубоватая, с огрехами и непропрядами. Из такой шили повседневную одежду селян. Только здесь, в лавке, она была еще не линялая, а синяя, коричневая и белая с желтоватым налетом. Та, что совсем уж запредельно стоила – хорошего качества, как машинная, только было в ней еще что-то странное. Я даже не сразу разобралась.
Заметив, что я щупаю и смотрю на свет эту дорогущую ткань, лавочник, мелкий лысоватый мужичек, сказал, как бы не мне, а просто в сторону:
- Из старых запасов еще, самогрейка и непромокайка. Больше-то такого и не делают! Думаю, у нас ее не продать будет, осенью в город повезу.
Я увидела, что на ткани есть магия! Просто увидела! Объяснить это сложно, ну, как будто тонкий слой прозрачной пленки приклеен сверху – так это выглядело для меня.
- Дядя Ангус, а сколько такая проносится? Ну, когда на ней магия кончится?
- Лунка, больно уж цена кусачая! А держаться магия будет, пока ткань не износится. Они все такие были.
Поколебавшись, я выбрала кусок простой синей на платье и несколько рубашек, что мне обошлось в три тинга и большой отрез синего мягкого сукна с магией. Ночи еще прохладные, обозом мне ехать от трех недель, так что хоть и жалко было денег, а тринадцать тингов я отдала под неодобрительным взглядом дяди Ангуса. И еще шесть тингов за зеленую светло-серую ткань, которая не промокала. В качестве бонуса Ангус выпросил у продавца тележку на неделю.