Вампир бесшумно подкрадывался к выбранной жертве – толстобокой черно-белой овце. Пока что ему никто не указ. Из войска Господина он вышел, а в тайный орден советников правителя Маитимэнна еще не вступил. Он может охотиться, где пожелает.
Жирная овца лежала, зарывшись мордой в солому. Один короткий прыжок – и ей придет конец. Алайни пригнулся. Его взгляд остановился на шее овцы…
Завтра женщины поднимут шум, переполошат лагерь наемников. Алайни опустил глаза… Да, утро будет неспокойным.
Вампир прыгнул, не глядя на добычу, следуя намеченной невидимой линии полета. Но вместо выбранной в жертву овцы он повалил на грязную солому свою любимую принцессу, внезапно выскочившую из-за открытой двери, порвал когтями тонкие рукава ее платья.
В хлеву поднялся шум. Овцы и козы сбились в кучу, прижимаясь друг к другу и к крупам привязанных коров и лошадей.
– Принцесса Ниллин! Простите меня, если сможете, – Алайни помог эльфийке встать. – Удивительно, что я вас не почуял… Но что вы тут делаете?
– Я ждала тебя, Алайни, – девушка обошла животных, успокаивая их чарующим шепотком. – Знала, что ты придешь сюда.
– Возвращайтесь в свой дворец, принцесса, – вампир взял ее за руку и вывел из хлева в огороженный плетнем загон.
Шелковые туфельки и бледно-голубое платье девушки были испачканы навозом, но она была настолько погружена в таинственные печальные размышления, что не морщила носик от неприятного запаха. Алайни метался между двух решений – проводить ли Ниллин до господского дома, или лучше не показываться на глаза ее строгому отцу и его приближенным. Голод гнал юношу обратно в хлев, призывал воспользоваться спокойствием животных.
– Спешите, пока ваш отец занят беседой с гостями, – поторопил Алайни.
– Я никуда не пойду, – Ниллин вцепилась в прутья плетня.
– Принцесса, я намерен охотиться, – предупредил Алайни. – Зрелище не для ваших глаз. Вам придется уйти.
Вампир вошел в хлев, но эльфийка поймала его в дверях.
– Не уезжай с ними, мой первый рыцарь! Приказываю тебе! Откажись, еще есть время, – из глаз девушки покатились крупные слезинки.
– Я уезжаю ненадолго, – Алайни взял ее остывшие руки. – Не на всю жизнь. Пройду обучение, совершу пару-тройку великих подвигов, которые увековечат мое имя в легендах, и вернусь прославленным героем. Для вас будет лучше, если в королевскую гвардию поступит знаменитый воин, а не дикарь из заброшенного горного края.
– Не ходи за Ягуаром и Лордом. Они страшные, злые. Я боюсь их.
– Вам трудно их понять, потому что вы – эльф. Я чувствую их, понимаю. Мы одной крови, и я могу очень многому научиться у них. Я хочу получить от них знания, которые не успели мне передать родители. Мне нужна их помощь, принцесса. Я устал в одиночку сражаться против огромного мира.
– Алайни, я верю своему сердцу, – Ниллин приложила его руку к своей груди. – Оно не обманет. Оно говорит мне, что боится Ягуара и Лорда. А еще говорит…
– Что? – Алайни почувствовал, как сердце девушки затрепетало пойманной птичкой в его ладони.
– Мое сердце говорит, что я люблю тебя, – Ниллин боязливо подняла глаза.
Слезинки застыли на ее длинных ресницах сверкающими жемчужинами, переливающимися в свете сошедшихся лун.
– Я вернусь к вам. Даю слово рыцаря, – Алайни забыл о животных в хлеву. Его уши поникли от наплыва чувств, и для важности он снова поставил их торчком. Книжные фразы рассыпались. Слова, в которых он отчаянно нуждался, очень медленно приходили на ум. – Я всегда буду вашим самым преданным защитником, вашим беспрекословным рабом, моя королева…, любовь моя, – прошептал юноша на одном дыхании и прикоснулся кончиком носа к маленькому остренького носику возлюбленной.
Ниллин рассмеялась. Алайни видел много человеческих поцелуев – и раньше, в деревне Бродино, и здесь, в лагере наемников. Он хотел повторить самый красивый из них, тот, что произвел на него сильнейшее впечатление, но у него все получилось не так, как у показавшего пример человека. В его поцелуе нашли отражение присущие ему дикость и безрассудная увлеченность своим идеалом, нечаянно он задел верхним клыком губу эльфийки, но бесстрашная принцесса не испугалась и на этот раз. Ниллин обнимала и целовала его с неистовой страстью, без осторожности, которую проявляла, играя с ним во время праздничного выступления. Юные влюбленные понимали, что за столь яркое проявление запретных чувств они могут получить по ушам, как сказали бы люди. Но неожиданно так обретенное взаимное счастье несло их вперед. Их мысли, соединившись, мчались белоснежными единорогами к солнечным холмам.