— Никогда еще такого не видел, — донесся голос Мартина.
Рэндом пожал плечами.
— Немножко повалял дурака, — сказал он. — Я выучился этому в тридцатые годы у Фредди Мура, не то в «Виктории», не то в «Виллидж Вэнгард», он тогда играл с Артом Хоудсом и Максом Камински. Забыл, где именно. В варьете тогда еще не было микрофонов, и освещение было скверным, чтобы держать зал, приходилось так вот выпендриваться, или забавно одеваться, говаривал он.
— Так угождать толпе? Позор!
— Ага, вам, ребята, никому бы и в голову не пришло, вырядиться или расшвырять вокруг себя инструменты.
Следом наступила тишина, а выражение лица Мартина никак не удавалось увидеть. Потом Мартин сказал:
— Я не то имел в виду.
— Ага, я тоже, — ответил Рэндом. Потом три палочки полетели вниз и он снова заиграл.
Откинувшись назад, я слушал. И тут же ошарашенно понял, что вступил альт-саксофон. Когда я снова посмотрел на них, Мартин по-прежнему стоял ко мне спиной и играл. Наверное, саксофон лежал на полу с другой стороны, за стулом. Получалось нечто в духе Ричи Коула, что мне, в общем, понравилось и немного удивило. К наслаждению их игрой примешивалось такое же сильное ощущение, что сейчас мне в этой комнате делать нечего. Я осторожно отступил назад, отодвинул панель, прошел и вернул ее на место. Спустившись вниз и выйдя наружу, я решил, что лучше пройти через обеденный зал, чтобы не проходить еще раз мимо дверей в библиотеку. Еще какое-то время их музыка была слышна, и я очень жалел, что не знаю заклинания, которым Мандор заключает звуки в драгоценные камни, хотя бог весть как Камень Правосудия отнесся бы к тому, что в него поместили «Блюз Диких».
Я собирался пройти по восточному коридору туда, где по соседству с моими апартаментами он вливается в северный коридор, свернуть там налево, подняться по лестнице к королевским покоям, постучать и вернуть Камень Виале, потому что надеялся, что сумею заставить ее выслушать целый водопад объяснений. Можно было бы о многом умолчать — она знает не все и потому не станет расспрашивать. Конечно, в конце концов Рэндом доберется до меня и спросит. Но чем позже, тем лучше.
Тут я как раз прошел мимо покоев отца. Ключ был при мне, чтобы, по очевидным с моей точки зрения причинам, в них можно было позже остановиться. Ну, раз уж я все равно оказался там, можно было сэкономить время. Я отпер дверь, отворил ее и вошел.
Серебряная роза из вазы с бутонами на туалетном столике исчезла. Странно. Я шагнул туда. Из соседней комнаты донеслись звуки голосов, слишком тихо, чтобы можно было разобрать слова. Я оцепенел. Там мог быть и он сам. Но нельзя же просто взять и ворваться в чужую спальню, если там, по идее, целая компания — особенно, когда это покои твоего отца и, чтобы попасть в них, пришлось отпереть входную дверь. Мне вдруг стало страшно неловко. Захотелось побыстрее убраться вон. Я расстегнул перевязь, с которой, в не слишком-то подходящих ножнах, свисал Грейсвандир. Не смея носить его больше, я повесил меч на одну из торчавших у двери деревянных вешалок рядом с коротким плащом, который заметил только теперь. Потом выскользнул из комнаты, по возможности тихо заперев дверь.
Неловко. Он что же, действительно регулярно приходил и уходил и ему каким-то образом удавалось оставаться незамеченным? Или в его апартаментах происходит что-то необычное, явление совсем иного порядка? Мне приходилось иногда слышать пересуды о том, что в некоторых из старых покоев есть двери sub specie spatium. Стоит сообразить, как заставить их работать, и получишь массу дополнительного места, чтобы хранить вещи, плюс личный вход и выход. Еще одно, о чем мне стоило бы спросить Дворкина. Вдруг у меня под кроватью карманная вселенная? Никогда туда не заглядывал.
Я повернулся и быстро пошел прочь. Дойдя до угла, я замедлил шаг. Дворкин считал, что от Лабиринта меня защитил Камень Правосудия, который был со мной — если Лабиринт и впрямь пытался мне навредить. С другой стороны, если слишком долго носить Камень, он сам может причинить владельцу вред. Значит, Дворкин советовал мне немного отдохнуть, а потом мысленно пройти через матрицу Камня, чтобы создать себе подобие более могущественной силы, а также некоторую невосприимчивость к нападениям самого Лабиринта. Интересное предположение. Конечно, всего лишь предположение — вот что это такое.
Добравшись до пересечения коридоров, я помедлил. Пойти налево значило бы оказаться у лестницы или же прямо в своих покоях. Напротив покоев Бенедикта, которыми он пользовался редко, по левую руку от меня, наискосок, была гостиная. Я направился туда, зашел, опустился в массивное кресло в углу. Хотелось только одного — разобраться с врагами, помочь друзьям, вычеркнуть свое имя из всех черных списков, в которых оно сейчас было, найти отца, и как-нибудь договориться со спящей ти'га. Потом можно будет подумать насчет того, не продолжить ли прерванное странствие. Тут я понял, что все это требует, чтобы я снова задал себе вопрос, уже ставший почти риторическим: насколько я хочу ввести Рэндома в курс своих дел?
Задумавшись о том, как он играет в библиотеке дуэтом с сыном, ставшим почти чужим, я понял, что когда-то Рэндом был весьма вольным, независимым и неприятным субъектом; что на самом деле ему вовсе не хотелось править этим прообразом всех миров. Но женитьба, рождение сына и выбор Единорога, кажется, сильно повлияли на него — углубили характер, за счет многих забавных моментов его жизни. Сейчас у него, похоже, как раз было полно проблем с Кашерой и Бегмой. Не исключено, что он только что прибегнул к убийству и согласился на менее чем выгодный договор, чтобы ни одна из сложных политических сил Золотого Круга не получила преимуществ. И как знать, что и где еще может происходить в довершение его бед? На самом ли деле мне надо втягивать его в то, с чем отлично можно справиться самому? Ведь, если уж на то пошло, умнее он никогда не был. Напротив, втяни я его в свои дела, и вполне вероятно, что он наложит на меня ограничения, затруднив мне возможность заниматься не терпящими отлагательств текущими делами. Может возникнуть и еще один вопрос, который год назад мы отложили.
Я никогда не присягал на верность Амберу. Меня никто никогда не просил об этом. В конце концов, я сын Корвина, пришел в Амбер по своей воле и перед тем, как отправиться в Отражение-Землю, где столько Амберитов ходит в школу, некоторое время прожил там. Я часто возвращался и был, как будто, в хороших отношениях со всеми. Я действительно не мог понять, почему идея двойного подданства неприменима.
Все же я предпочел бы, чтобы этот вопрос вообще не возникал. Мысль, что меня силой заставят выбирать между Амбером и Двором мне не нравилась. Это не удалось ни Единорогу со Змеей, ни Лабиринту с Логрусом, и ни для одной из королевских фамилий делать выбор я тоже не собирался.
Все это говорило о том, что Виале мою историю нельзя преподносить даже в общих чертах. Любая версия в конце концов потребует отчета. Если же вернуть Камень, не объясняя, где он пребывал, никто с этим не придет ко мне и все будет нормально. Как солгать, если тебя даже не спросили?