По правую руку от меня появился затуманенный хрустальный кубок с водой. Я поднял его и отпив, смыл все, что застряло в горле. Потом еще глоток.
— Ну, такая реакция в любом случае чего-нибудь да стоит, — заметила Ясра. — Ты должен признать, что месть имеет особую остроту, если твой палач — тот, кого ты когда-то любил.
Уголком глаза я заметил, что Мандор кивает. Мне тоже пришлось согласиться, что она права.
— Должен признать, это — хорошо продуманная месть, — сказал я. — Ринальдо тоже был в это посвящен?
— Нет, к этому времени вы стали слишком дружны. Я боялась что он предупредит тебя.
Пару минут я обдумывал это, потом спросил:
— Что же пошло не так?
— Единственное, что никогда бы не пришло мне в голову, — сказала она.
— У Джулии и вправду оказался талант. Несколько уроков у Виктора — и все, что он умел, у нее получалось лучше… кроме живописи. Черт! Может, она еще и рисует. Не знаю. Я сдала себе карту наугад — а она пошла сама.
Меня передернуло. Я подумал о своем разговоре с ти'га в Арбор Хаус в те давние времена, когда им владела Винта Бейль.
— Что, Джулия развила в себе те способности, что хотела? — спросила меня ти'га. Я сказал, что не знаю. Я сказал, что она ни разу, ничем не выдала этого… А вскоре припомнил нашу встречу на стоянке у супермаркета, и собаку, которой она велела сесть и которая, быть может, уже никогда больше не шевельнется… Я вспомнил это, но…
— И ты ни разу не заметил никаких проявлений ее дара? — рискнула Ясра.
— Не сказал бы, — ответил я, начиная понимать, почему дела обстоят так, как есть. — Нет, не сказал бы.
…Например, тогда, в Баскин-Роббинс, когда Джулия изменила вкус мороженого, пока стаканчик приближался к губам. Или тогда, в ливень, она оставалась сухой без зонтика…
Ясра озадаченно нахмурилась и, не отрывая от меня глаз, прищурилась.
— Не понимаю, — сказала она. — Если ты знал, ты мог бы сам обучать ее. Она любила тебя. Вы были бы грозной командой.
Внутри у меня все сжалось. Она была права — я ПОДОЗРЕВАЛ, я, возможно, даже знал, но подавлял это в себе. Однажды я, может быть даже сам это спровоцировал — той прогулкой в отражениях, энергетикой своего тела…
— Это дело сложное, — сказал я, — и очень личное.
— О, сердечные дела или очень просты, или совершенно непостижимы для меня, — сказала она. — Середины тут, кажется, нет.
— Давай условимся, что они просты, — сказал я ей. — Когда я заметил эти признаки, мы уже расходились, и у меня не было никакого желания пробуждать силу в бывшей любовнице, которой в один прекрасный день могло бы взбрести в голову попрактиковаться на мне.
— Вполне понятно, — сказала Ясра. — Вполне. А сколько в этом иронии!
— В самом деле, — заметил Мандор, жестом вызывая новые блюда, которые источая пар, появились перед нами. — Пока рассказ об интриге и оборотной стороне души не завел вас далеко, мне хотелось бы, чтобы вы попробовали грудку перепела, вымоченного в «Мутон Ротшильд», с ложечкой дикого риса и побегами спаржи.
Я понял, что, показав иной слой реальности, навел ее на подобные размышления, и вдобавок отвлек внимание от своей персоны — на самом деле я не настолько доверял ей, чтобы раскрыть правду о себе. По-моему, это говорило кое-что и о моей способности любить, и о способности доверять. Но я все время чувствовал одно: есть еще что-то. Что-то сверх…
— Восхитительно, — объявила Ясра.
— Благодарю вас. — Он поднялся, обошел вокруг стола и сам наполнил ее бокал, не воспользовавшись фокусом с левитацией. Я заметил, что, делая это, пальцами левой руки он легонько погладил ее обнаженное плечо. Потом он немного плеснул и в мой бокал — словно вдруг вспомнив и обо мне, — вернулся на свое место и уселся.
— Да, великолепно, — заметил я, находчиво продолжая рассматривать внутренность своего внезапно опустевшего темного бокала.
С самого начала я что-то ощущал, что-то подозревал — теперь я знал это. Наша прогулка по отражениям была просто самой эффектной из целого ряда мелких, внезапных проверок, которые я иногда устраивал Джулии, надеясь застать ее врасплох, надеясь убедиться, что она… кто? Ну, возможно, колдунья. Итак?
Отодвинув свой прибор в сторону, я потер глаза. Я долго скрывал это от самого себя, но сейчас оно было совсем рядом.
— Что-нибудь случилось, Мерлин? — послышался вопрос Ясры.
— Нет. Я просто понял, что немного устал, — сказал я.
— Все отлично.
Колдунья. Не просто потенциальная колдунья. Сейчас я понял, что глубоко прятал в себе боязнь того, что за покушениями на мою жизнь по тридцатым апреля стояла она — а я подавлял в себе это и продолжал любить ее. Почему? Потому ли, что знал, но мне было все равно? Потому ли, что она была моя Нимью? Потому ли, что нежно любил своего возможного убийцу и прятал от самого себя доказательства? Потому ли, что не просто был неразумно влюблен, но меня постоянно преследовали настойчивые просьбы умереть, они смеялись надо мной, и теперь в любой момент мне, возможно, придется до последнего противостоять им?
— Со мной все будет о'кей, — сказал я. — Правда, ничего.
Значило ли это, что, как говорится, я сам свой злейший враг? Надеюсь, что нет. Времени излечиться у меня и вправду не было — не тогда, когда жизнь моя зависит от стольких внешних факторов…
— О чем задумался? — мило спросила Ясра.
2
— Как и ваши шутки, — ответил я, — мысли мои бесценны. Придется рукоплескать вам. В то время я не только ничего об этом не знал, но даже не догадался, когда пришлось сопоставить несколько фактов. Ты это хотела услышать?
— Да, — сказала она.
— Рад, что настал момент, когда дела у вас пошли не так, как нужно, — прибавил я.
Она вздохнула, кивнула и отпила вина.