— …И не смог бы сделать Вильфранда преемником, — догадался Орди.
— Именно. Пока я был жив, с ним считались. Называли простолюдином и выскочкой, относились, как к грязи под ногами, строили козни, но считались. И вот как-то раз после очередной фразы «посмотрим, как ты запоёшь, когда король умрёт», Вильфранду пришла в голову интересная идея. За что я его всегда уважал — за умение мыслить широко.
— Магия?.. — Орди остановился у стены обвалившегося приюта и заглянул внутрь, стараясь рассмотреть, что за яркая штуковина лежит посреди почерневших досок.
— Да, магия. Вильфранд организовал Университет, собрал учёных, дал им всё необходимое, создал лучшие условия в мире, подгонял, мотивировал. И в итоге добился успеха: мы стали первыми и единственными, кто обрёл бессмертие. Подчёркиваю — бессмертие, а не вечную жизнь.
— Интересно… — покачал головой Орди. — А на что это было похоже?
— Обряд?.. Ну, всего понемногу. Замок, тёмная грозовая ночь, молнии, странные металлические штуки, горбуны в балахонах.
— Я не о том. По ощущениям как это, когда умираешь?
Череп задумался.
— Я как-то не заметил особых перемен. Не знаю, в чём дело, но я до сих пор вижу в зеркалах себя таким, каким был раньше.
— Странно… — задумчиво произнёс Орди. — Но ладно, это неважно. Что было дальше?
— Через несколько лет после обряда вспыхнуло восстание на севере. Тамошние лендлорды и вожди решили, что я постарел и размяк, а мягкая политика Вильфранда лишь убедила их в этом — вот они и собрались попытать счастья. Хотели создать собственное королевство, болваны. Вот в тот момент всё и покатилось в пропасть. Вильфранд понимал, что это из-за него меня стали считать слабаком, но продолжал настаивать на мягком обращении с бунтовщиками. А играть в доброту было поздно. Доигрались уже. Я в очередной раз отстранил его и отправился в поход… — король замолк, Орди почти видел картины кровавых битв, которые проносились у короля в памяти. — Было много жестокости. Много огня. Мы извели бунт, уничтожили всех, кто имел хоть какое-то отношение к восстанию. На севере наконец-то воцарился мир, но когда я вернулся, то… Вильфранд воспользовался своим влиянием, сговорился с моими врагами и… — пауз в рассказе короля стало слишком много — видимо, воспоминания были слишком тяжелы. — …И человек, которого я считал своим сыном, меня сверг. И обезглавил. А голову отправил с глаз долой: к одному из князьков, который точил на меня зуб за то, что я завоевал его свинарник, построил дороги и приучил гадить в строго определённых местах, а не везде, как они привыкли.
Орди усмехнулся:
— Такое бывает. Кстати, ещё один момент: мне всегда казалось, что бессмертие предполагает некоторую… Эм-м… Нетленность, скажем так.
— Не в нашем случае, — отрицательно качнулся Его Величество. — Я же не специалист, это всё работа Вильфранда и его учёных. Так что нетленности не вышло. По крайней мере, у меня.
Орди пожевал губами:
— Судя по запаху, который я чуял рядом с твоим учеником, он тоже не избежал тления. И для меня загадка, как он продержался так долго.
— Ну, я этого точно не знаю, — ответил Тиссур. — Полагаю, вряд ли он хотел стать… Таким. Может, его учёные ошиблись, а может, с помощью магии в принципе нельзя было решить этот вопрос.
Пауза, заполненная молчанием и раздумьями.
— Ладно, — подал голос Орди. — Да, я вижу некоторые параллели. Но ты к чему-то вёл, правильно?
Тиссур замер и уставился на молодого человека. Этот взгляд, пожалуй, можно было бы назвать внимательным.
— У меня было время подумать над множеством вещей, пока я сидел в шкатулке. Прошлый раз меня ничему не научил: пять сотен лет не пошли впрок — я думал об одной лишь мести. Но сейчас я понял, что и ты, и Вильфранд тогда были правы.
Вообще-то молодой человек старался контролировать свою мимику, но сейчас открыл рот и округлил глаза от удивления. Чего он точно не ожидал от короля, так это признания его — Орди — правоты.
— И в чём же мы были правы? — поинтересовался он.
— В том, что всё нужно делать правильно. Всё и всегда. Без компромиссов, без сделок с совестью, — король глядел на молодого человека так пристально, что тому стало не по себе. — Без пощады к самому себе. Иначе всё потеряет смысл. Первая же поблажка направит на ложный путь, который превратит твою жизнь в кошмар, а самого тебя — в монстра. Единственная ложь, единственное снисхождение — и ты стоишь по колено в телах собственных друзей и говоришь: «Я же хотел, как лучше».
— Хорошо, допустим, — сказал юноша, поборов первое изумление. Его выражение лица просто кричало: «Вот это да!». — Но как правильность поможет справиться с Вильфрандом?.. Всё, что я делаю сейчас, — не даю людям пасть духом. Но никакого плана у меня и в помине нет.