Воцарилась тишина. Тиссур лежал у ног фальшивого принца и косился на него фиолетовым огоньком. Орди нахмурился.
— Я всё могу объяснить.
«Принц» скрестил руки на груди:
— Попробуй.
— Свобода вскружила голову, — сказал череп тоном, который обычно приберегают для старых приятелей, готовых простить мелкий проступок. — Но я готов тебя вывести. Даю честное слово.
Орди смотрел на фиолетовый огонёк в глазнице. Тот слегка пульсировал и смотрел на него в ответ. «Да уж, — подумал Орди. — Прямо как в древних сказках».
— Ну хорошо, — юноша стащил жилет, снял рубаху и с некоторой опаской протянул руку к черепу.
— Ты понимаешь, что это выглядит странн… Эй! Эй, ты что делаешь? Да как ты смеешь?! — вскрикнул тот, но было уже поздно: в два счёта «принц» замотал короля в ткань так, что наружу выглядывал только глаз. Получившаяся конструкция была похожа на воздушный шар с рукавом вместо ниточки.
— А теперь указывай дорогу, — юноша привязал рукав к запястью. Череп болтался внизу, освещая путь. — И без шуток, а то торчать тебе рядом с моим телом, пока ткань не сгниёт.
— Кстати, о ткани. Её надо хоть иногда стирать. И мыться самому, — проворчал Тиссур.
— Простите, ваше величество, — Орди подавил две вещи: желание сделать шутливый книксен и мысль: «Как он может чувствовать запах?» — Веди!
— Ладно. Сейчас, не пугайся только, я попробую встать ещё раз… — череп снова попытался взлететь. Медленно, мотаясь из стороны в сторону и кряхтя от чрезмерных усилий, он взмыл примерно до уровня шеи Орди, но через пару мгновений снова упал.
— Что случилось? — заинтересовался «принц», поднеся к глазам раскачивающегося короля.
— Ничего, — буркнул череп. — Иди сейчас вперёд, там должен быть проход. Ищи камень с гравировкой и нажимай.
Орди поднял череп, чтобы подсветить. Тиссур возмутился:
— Это просто унизительно!.. — но юноша обратил на него внимания не больше, чем на мох под ногами. После нажатия на искомый камень часть стены с оглушительным скрежетом отъехала в сторону, открывая тёмный коридор, заплетённый паутиной. Сквозняк пахнул в лицо ароматами сырости, плесени и застоявшегося воздуха.
— Ну, — подбодрил Орди сам себя, — вперёд!
И шагнул во тьму.
Склон оврага, поросший густой крапивой. Сквозь переплетённые кроны деревьев пробивается свет полной луны: он выглядит так, словно на землю кто-то набросил серебристую сеть. Где-то тревожно вскрикивает ночная птица. Внизу, на самом дне оврага, журчит ручей. Стоит подуть ветру, даже самому слабому — сладкому, летнему, — как деревья оживают и начинают перешептываться между собой, раскачиваясь и шурша листвой.
Но сейчас ветра нет, и кажется, что весь мир замер, чтобы понять, откуда исходят странные звуки.
Стук.
Ещё. И ещё.
Кусок склона проваливается, в нём появляется бездонно-чёрная дыра, из которой слышны приглушённые ругательства. Мир всё ещё тих — он наблюдает.
Ладонь. Вторая. Возле неё падает какой-то предмет. Звук от падения странно похож на клацанье челюсти.
— Ай! Осторожнее!..
Ещё полминуты — и на склоне, тяжело дыша, сидит перемазанный землёй молодой человек в жилете на голое тело. Рядом с ним тускло светится шарообразный предмет, напоминающий лампу.
— Размотай меня! — потребовал Тиссур.
Орди огляделся, пытаясь высмотреть возможную опасность, и задумался, может ли эта костяшка быть полезной. На первый взгляд нет. Но если добраться до города и отыскать какого-нибудь торговца диковинами…
— Ты заснул там, что ли?..
— Нет, — покачал Орди. — Ты что вообще такое?
Тиссур поперхнулся. Это выглядело бы забавно будь у него горло.
— Как это «что»? Во-первых, не «что», а «кто»! А во-вторых, встань, когда говоришь с королём! — голос черепа звучал так уверенно и твёрдо, что юноша едва не подчинился. — Пятьсот лет назад тебя бы казнили за такое!
— Пятьсот лет назад, сдаётся мне, ты не лежал в сундуке в виде одноглазого черепа.
— В смысле? — искренне удивился Тиссур. — Что значит одноглазого черепа?..
Орди вздохнул: странности начали ему надоедать. Он устал и больше всего на свете мечтал сейчас отмыться от глины, плесени и паутины и переодеться в чистое. Юноша подтянул рубаху к себе, размотал ткань и выпустил череп из рук. Вообще-то он не собирался его отпускать — просто предположил, что в таком состоянии его находка не сможет далеко убежать. А если и сможет — что ж, так тому и быть. «Горевать точно не стану».