Джульетта ухватилась за рукав Карвилла, жалея, что не может вырвать у него из рук подзорную трубу, чтобы самой все увидеть. С другой стороны, ее так трясло, что она, наверное, мгновенно уронила бы трубу в пыль.
– Всадник, на нем доспехи, да?
– А?
– Доспехи. Кольчуга. Блестящая, как серебро. Или, может, немного ржавая.
– Не-а. На нем только штаны и какой-то странный кожаный жилет. А вот волос у него ужас как много. И кажется, он этого верблюда так и костерит…
Карвилл еще продолжал свое описание, но Джульетта больше его не слушала. С громким криком «Ха!» она вырвала у сержанта поводья, а потом слышала только топот копыт своей лошади да собственный голос, окликавший Джеффри, навстречу которому она неслась во весь опор.
Они оказались слишком далеко друг от друга, когда лошадь Джульетты остановилась как вкопанная из-за своего отвращения к верблюду. Верблюд тоже остановился – похоже, из чистой вредности. Джульетте показалось, что она окаменела – так страшно ей было пошевельнуться: вдруг этот мужчина растает, словно предрассветный сон?
– Джульетта!
У Джеффри сорвался голос. Ей видно было, как судорожно сокращается его горло, словно окаймленное кожаным ремешком с кельтским талисманом. Когда он сделал наконец глубокий вдох, Джульетта тоже смогла вздохнуть полной грудью.
– Держись подальше от этого гадкого плюющегося животного!
Ей почему-то показалось крайне важным пошутить, пока она спешивалась, – просто для того, чтобы не разрыдаться и не броситься к Джеффри, сбив его с ненадежного сиденья.
– Ты это о ком, Джеффри, – о верблюде или об американском солдате?
Тут Джеффри улыбнулся, и его великолепная улыбка словно прибавила света и без того солнечному дню. И Джульетта поняла, что вот так же его улыбка будет освещать и все последующие дни ее жизни.
– Похоже, мне придется изменить свое мнение об американских солдатах: ведь им удалось так прекрасно сберечь тебя до моего возвращения!
Он забарабанил по верблюжьему горбу пятками, выкрикивая при этом что-то экзотически-непонятное. К величайшему изумлению Джульетты, верблюд вдруг опустил морду вниз и подогнул передние колени, а потом задние, но Джеффри оказался рядом с нею еще до того, как животное злобно фыркнуло и теперь просто ждало, лениво пережевывая свою жвачку.
Джеффри обхватил Джульетту руками и притянул к себе, прижавшись к ее губам в теплом и настойчивом поцелуе. Джульетта почувствовала, что на ее коже оттиснется отпечаток талисмана, но это ее совершенно не тревожило. Джеффри пообещал ей, что она будет с ним и он никогда с ней не расстанется! Он покачивался и дрожал, и Джульетта пораженно поняла, что ее вера оказалась надежнее. Но и это не имело значения. Он пообещал, что они останутся вместе навечно – и так оно и будет.
– Этот верблюд тебя понял, Джеффри!
Она наслаждалась властными объятиями любимого и с наслаждением отдалась бы ему целиком, беспрепятственно.
– Это сарацинские команды. Во время верблюжьих бегов они давали мне преимущество над теми, кто считал ниже своего достоинства учить язык нечестивых.
– Верблюжьих бегов?
– Чтобы развлечься во время крестового похода. Осада – дело очень скучное. Я рад тому, что мне больше не придется им заниматься.
Его объятия не разжимались. Еще ближе они могли стать только в одном положении, и Джульетта не сомневалась в том, что они его примут, когда за каждым их движением не будут наблюдать всякие там верблюды и солдаты. Но сейчас ей было достаточно дивного ощущения присутствия своего возлюбленного, его сильного сердцебиения, его уверенности в том, что обоим не хочется, чтобы друг друга разделяло хоть малейшее расстояние.
Джеффри поднял любимую и, сделав несколько шагов, оказался по другую сторону верблюда. Там он прислонился к горбу и соскользнул по нему вниз, так чтобы усесться, опираясь спиной на бок терпеливого животного. При этом он так и не разжал своих объятий. Теперь влюбленные были скрыты от посторонних глаз, что вышло очень кстати, если принять во внимание их непристойно тесный контакт. Джульетта ощутила, как тело рыцаря наливается страстью, но он все еще не пытался ее целовать или ласкать. Он только обнимал и обнимал ее, но Джульетта еще никогда не чувствовала себя такой удивительно любимой.
– Эгнус Ок промахнулся, опустив тебя так далеко. Мы уехали из каньона несколько дней тому назад.
– И оставили такой ясный след, что его не потерял бы и полуслепой индеец-навахо. Пока Хромой Селезень провожал меня к пропасти, он научил меня просто потрясающим вещам.
– На тебе нет доспехов.
– Я их подарил человеку, который сможет оценить их по достоинству – когда они снова будут в таком состоянии, что их можно будет надевать. Мне они больше не понадобятся.
– Разве рыцарь может остаться без доспехов? Если бы Джеффри не обнимал ее так крепко, она, возможно, не заметила бы, что он невольно содрогнулся. Но он мгновенно успокоился: Джульетта не могла сказать, случайно или усилием воли.
– Я больше не рыцарь. Я простой фермер.
Он говорил с такой нарочитой небрежностью, что было ясно: за этим скрывается глубочайшая боль. Джульетту мучили противоречивые чувства. Ей казалось, что именно этого она и хотела – услышать, что Джеффри отказывается от своих диких фантазий. Тогда почему же ей впору громко кричать, протестуя против того, что он называет себя простым фермером?
«Потому что он никакой не фермер», – прошептал ей внутренний голос.
Он ее рыцарь-защитник. Его гордая голова полна всего самого необычного: незнакомых ей языков, верблюжьих бегов и рыцарственных понятий о долге и чести. Его сильное тело исчерчено шрамами, о происхождении которых он не желает говорить, и сила его посвящена защите того, что он любит и что ему воистину дорого.
Джульетте отчаянно хотелось оставить его именно таким, каким он был, а для этого надо было разобраться, почему он вдруг отвергает свое прошлое.
– Джеффри, что произошло, пока тебя не было? Его вздох пощекотал ей макушку.
– Все – и ничего, потому что со мной не было тебя. Я был так полон тревоги и тоски о тебе, что пребывал словно в страшном сне. Я знаю, кто я и что я сделал, и все же… даже сейчас я изумляюсь и не могу поверить тому, что те вещи, которые когда-то казались мне самыми важными, стали представляться настолько мелкими, будто они имеют отношение не ко мне, а к кому-то другому.
– Расскажи мне все.
– Я скажу это один раз, а потом больше никогда не стану об этом говорить. Я исполнил все, что поклялся сделать. В награду мой сюзерен освободил меня от данной ему клятвы. Так что все позади, и нам больше нет нужды упоминать о моем прошлом.
У Джульетты защипало глаза от слез – она и сама не могла бы сказать, почему.
– Тебе придется объяснить все получше.
– Хорошо, хотя я, кажется, утратил вкус к хвастовству. Я опущу неприятные подробности, поскольку они не предназначаются для нежного слуха дамы. Достаточно будет сказать, что мое возвращение в тысяча двести восемьдесят третий год от Рождества Христова привело к окончанию многих приграничных конфликтов. А еще я спас короля Эдуарда от верной смерти, обеспечив таким образом будущее Англии.
Было ли это реальностью или бредовыми фантазиями? Джульетта цеплялась за его плечи, вспоминая, как молилась и как мечтала о его возвращении, зная, что без него ее мир отныне не сможет быть благополучным и счастливым. Если принять во внимание, насколько маловероятным представлялось возвращение Джеффри, то стоит ли считать, что его мечты и видения более немыслимы, чем ее собственные?
– Сам король пообещал, что мои подвиги будут занесены в хронику. Надо полагать, ты уже о них прочла, если открыла письмо, которое прислал тебе твой профессор Берне.
– А, письмо… Я его потеряла. Она проглотила болезненный ком.
Какое-то мгновение он молчал, а потом рассмеялся – чуть горько, как может смеяться человек, оказавшийся мишенью недоброй шутки.